БУНТ НА КАМЧАТКЕ

Очерк

«Cенатских рот курьеру князь Матвею Мамаеву с солдатами от генерал-прокурора и кавалера князь Вяземского, но­ябрь 16-го дня 1769 го­да С.-Петербург… Для отвозу к сибирскому го­сподину-губернатору и кавалеру… Чичерину секретного пакета и притом и некоторых двух арестантов.

1-е. По принятии озна­ченных арестантов и пакета, ехать тот же час в Сибирь мо­сковским трактом...

6-е. Разговоров всем с сими арестан­тами никаких не иметь, тем паче о со­стоянии и именах их у них не выспра­шивать.

7-е. Естьли оные арестанты станут иногда врать какие не пристойные слова, в таком случае запретить им строго, чтоб они от того удержались и ничего не говорили; и что ими не пристойное выговорено будет, то сие содержать вам в секрете».

Со скрипом закрылись тяжелые ворота Петропавловской крепости. Медленно катились сани. Спереди и сзади скакали солдаты. Столица еще спала. На занесенных первым зим­ним снегом улицах Санкт-Петербурга только редкие прохожие могли уви­деть маленький отряд, спешащий по­кинуть город. В санях, заслонив во­ротниками лица от пронизывающего невского ветра, молча сидели два че­ловека. Путь был не близкий. «Госу­дарственных преступников» везли через всю необъятную Российскую империю в ссылку на Камчатку. Еха­ли тем путем, по которому позже пройдут тысячи ссыльных революционеров: сначала декабристы, потом народовольцы и, наконец, больше­вики.

Этими арестантами, «о состоянии и именах» которых знать не полага­лось, были: один из самых удивитель­ных людей XVIII столетия венгр по происхождению, называющий себя поляком, Мауриций Август Беневский и его товарищ швед Адольф Винблан. Они приехали в Польшу по приглашению Барской конфедера­ции — политического союза польско­го дворянства, направленного против короля Станислава Августа и иност­ранного вмешательства во внутрен­ние дела Речи Посполитой. В одном из сражений с русскими войсками, выступающими на стороне короля, они попали в плен и были сосланы в Казань. Но и там Беневский и Вин­блан оказались замешанными в заго­воре против царского правительства. Заговор был раскрыт. Вечером на квартиру, где жил Беневский, пришел офицер с солдатами. Мауриций сам открыл дверь. Офицер, приняв его за слугу, спросил:

— Где Беневский?

Мауриций, не долго думая, ответил:

— Он дома, господин офицер, только что свет погасил.

Офицер выхватил у него свечу и ринулся в дом, а Беневский, как был в халате и домашних туфлях, выско­чил на улицу и побежал к Винблану.

— Адольф, заговор раскрыт, мы должны бежать!

Друзья быстро переоделись, наня­ли лошадей и уехали из Казани. Они решили добраться до Петербурга, сесть на какой-нибудь иностранный корабль — и подальше от России! По дороге Беневский и Винблан выдают себя за офицеров, везущих важные бумаги к царскому двору. На всем пути до Петербурга их принимают как желанных гостей, а губернатор Нижнего Новгорода даже дает им ре­комендательные письма к владимир­скому губернатору. Таким образом, беглецы беспрепятственно добираются до столицы Российской империи. Здесь Беневский играет роль богато­го коммерсанта, а Винблан — его камердинера. Они долго ищут чело­века, который помог бы им уехать за границу. И вот, наконец, удача! Такой человек найден. Это немец-аптекарь, он согласен за 500 дукатов посадить их на корабль, идущий в Голландию. Поздно ночью Беневский и Вин­блан пробираются на берег Невы — там их должна ждать шлюпка с гол­ландского судна. Но в условленном месте беглецов поджидают солдаты, которые хватают их и ведут к гене­рал-прокурору Тайной канцелярии князю Вяземскому. Той же ночью друзья оказываются в мрачной каме­ре Петропавловской крепости.

Через несколько дней Беневский и Винблан предстали перед следствен­ной комиссией. За участие в заговоре и за побег из Казани обоих пригово­рили к ссылке на Камчатку. И вот теперь «государственных преступни­ков» ждет долгий десятимесячный путь через всю Россию.

По дороге к Беневскому и Винбла­ну присоединили еще троих ссыль­ных. Это были Василий Панов (быв­ший поручик гвардии), Ипполит Сте­панов (отставной ротмистр) и Иосафат Батурин (служивший до ареста в Ширванском полку подпоручиком), которых за разные провинности цар­ское правительство также сослало на Камчатку. В пути товарищи по не­счастью подружились и начали пого­варивать о побеге. Рассказы о про­шлой жизни, мечты о свободе согре­вали путников в крепкие сибирские морозы. Мелькали города, деревни, позади оставались леса и степи бес­крайней России. Приходилось часто менять лошадей, которые не выдер­живали тягот путешествия, трудно было пробираться по занесенным сне­гом дорогам.

Чем дальше от Петербурга, тем лучше относились к ссыльным сол­даты и офицеры охраны. Беневский и его товарищи по пути на свои деньги покупали всевозможные припасы и делились ими со своими стражами. Строгое предписание генерал-проку­рора не общаться с арестантами по­немногу начало забываться. К тому же местное население сочувственно встречало ссыльных. Их наперебой приглашали в дома, особенно боль­шим успехом пользовался невысоко­го роста, красивый и обладающий хо­рошими манерами Мауриций Беневскнй. В ту пору ему исполнилось 24 года.

В местечке Исигра Беневский встретил земляка-венгра и поделился с ним своими планами о побеге. Но тот сказал, что почти все, кто пытал­ся бежать в Персию, по дороге были убиты ногайскими татарами. Позже Беневский писал об этой встрече в своих мемуарах: «Я тогда подумал: «Хорошо, что везут на Камчатку — там море, больше возможностей со­вершить побег».

В конце мая 1770 года Беневского с товарищами привезли в Якутск. Там они познакомились с ссыльным фельдшером Гоффманом, который давно уже замышлял побег из России. Узнав о планах Беневского, он обе­щал свою помощь. Окрыленные на­деждой, ссыльные двинулись дальше.

Несколько дней спустя их в пути нагнал гонец из Якутска, который вез секретное письмо губернатору Охотска. Из разговора гонца с кон­войными друзья узнали, что Гоффман умер и что в его бумагах нашли какие-то сведения о готовящемся по­беге. Нужно было немедленно что-то предпринять. К счастью, пошел силь­ный дождь, пришлось остановиться и спрятаться от ливня. Воспользовав­шись случаем, Беневский предложил солдатам и гонцу водки. Те согласи­лись. Беневский с товарищами потче­вали не скупясь. И когда все, захме­лев, уснули, Мауриций вытащил из сумки гонца письмо. В нем, действи­тельно, говорилось о том, что Гоффман перед смертью сказал о пред­стоящем побеге своему слуге, а тот донес об этом начальству. В письме якутский губернатор советовал не отправлять ссыльных на Камчатку, а задержать в Охотске в тюрьме и ждать решения сената.

Что делать? Посоветовавшись, друзья написали другое письмо, в ко­тором говорилось, что они люди при­мерные и спокойные, потом запечата­ли это послание в конверт и положи­ли в сумку гонца.

И вот, наконец, Охотск. Не подозре­вая о подмене депеши, ссыльных по­садили на корабль, который должен доставить их на Камчатку. Сразу ро­дилась мысль: захватить корабль в море. Но начался сильный шторм, и тут уж было не до побега. Во вре­мя шторма Беневский показал себя мужественным человеком и опытным моряком — ведь когда-то он учился морскому делу в Гданьске и Гамбур­ге. После того как от сильного ветра сломалась грот-мачта и неопытный капитан корабля растерялся, Маури­ций взял команду на себя и благо­получно довел судно до Камчатки.

Так 12 сентября 1770 года, через десять месяцев после выезда из Пе­тербурга, Беневский и его товарищи прибыли в тогдашний администра­тивный центр Камчатки — город Большерецк. В городе была казен­ная канцелярия, церковь, 4 склада для товаров и ясачной казны (меха, доставляемые царскому правитель­ству местными жителями — камча­далами), 23 купеческих лавки, 41 обывательский дом на 90 «посто­яльцев» и 70 человек гарнизона, большинство из которых почти всег­да находилось в разъездах по огром­ной территории полуострова, распо­ложенного между Охотским морем и морем Беринга.

«В зиму 1768—1769 года свирепст­вовала в Камчатке оспа, похитившая 5767 инородцев и 315 человек рус­ских заезжих людей. Вслед за этим бедствием обнаружился повсемест­ный неулов рыбы, которая заменяет здешним жителям хлеб. Между тем наступила зима 1769 и 1770 года, а с нею и голод. Трудно описать все бедствия, перенесенные камчадала­ми. В пищу употреблялись кожа­ные сумы, езжалые собаки, падаль и, наконец, трупы умерших от голоду своих родственников» — так в конце XIX века описывались эти события в журнале «Русская старина».

В 1770 году управителем Камчатки был капитан Григорий Нилов. Этот вечно пьяный, но добродушный че­ловек, как и большинство царских чи­новников, брал взятки и нимало не заботился о развитии подведомствен­ного ему края.

В то время на всей Камчатке было 10 школ. В них обучали грамоте и церковному пению грамотные камча­далы. И хотя по указу Сената всем ученикам полагалось выдавать ка­зенное довольствие из местных до­ходов, управители Камчатки это до­вольствие забирали себе, так что школы постепенно приходили в упа­док, и скоро их не осталось ни одной.

Приезд ссыльных в Большерецк стал большим событием для местно­го населения. Несмотря на плохую погоду, все от мала до велика высы­пали на берег реки Быстрой. Подошла длинная, с высоко поднятыми над водой краями, лодка, Беневский и его товарищи вышли из нее и осмотрелись по сторонам. Рядом с бревенчатыми мостками пристани стояли два длинных, без окон, зда­ния— по-видимому, амбары, в кото­рых хранились грузы, привозимые по реке Быстрой из Чекавинской гавани или, как ее называли на Камчат­ке, из Чекавки. Туда приходили суда из Охотска. Вокруг на холмах — руб­леные, с покатыми крышами, избы обитателей Большерецка. Раститель­ности почти не было, лишь кое-где торчали одинокие, чуть склонившие­ся к земле деревья. Между домами на чахлой траве паслись пестрые коро­вы. Противоположный гористый берег реки Быстрой был покрыт кустар­ником.

Из большой, со множеством прист­роек, избы, что стояла недалеко от пристани, вышел высокий, предста­вительный старик в помятом офи­церском мундире. Это и был управи­тель Камчатки капитан Нилов. Он по­здоровался с начальником конвоя, взял конверт с сопроводительным письмом и велел отвести ссыльных в канцелярию. Туда же подошли и собравшиеся жители Большерецка. Вновь прибывшим из казенных за­пасов выделили на три дня провиан­та, каждый получил мушкет, копье, фунт пороха, четыре фунта свинца, топор, несколько ножей и плотничьи инструменты для постройки дома. Нилов произнес не очень связную речь, из которой Беневский и его друзья поняли, что они теперь сво­бодны, но пропитание с сегодняшне­го дня нужно добывать самим.

В то время в Большерецке уже на­ходилось четверо ссыльных: бывшие поручики гвардии Петр Хрущов и Семен Гурьев, которых в 1762 году сослали на Камчатку за оскорбление только что восшедшей на трон Ека­терины II, бывший камер-лакей Александр Турчанинов, отправлен­ный в Большерецк еще за участие в заговоре против Елизаветы в поль­зу Иоанна Антоновича, и бывший ад­миралтейский лекарь Магнус Мейдер. Они гостеприимно встретили товари­щей по несчастью и предложили до постройки своих домов поселиться у них. Беневский стал жить у Хрущова. И скоро они очень сблизились.

Хрущов оказался человеком довольно образованным, у него была собрана большая библиотека. Быв­ший гвардейский поручик уже не­сколько лет готовился к побегу. Он изучал ближайшие острова Тихого океана, знакомясь с ними по различ­ным географическим описаниям. Осо­бенно Хрущов любил сочинение о кругосветном путешествии англича­нина лорда Аксона. Его очень при­влекал один из островов Марианско­го архипелага — Тиниан, прекрасно описанный Аксоном. Именно туда Хрущов мечтал переселиться.

Беневский поделился с новым то­варищем своими планами. Теперь побег стали готовить вместе.

Беневский много ездил по полу­острову, даже организовал экспеди­цию на Ключевскую сопку. А вскоре он стал в Большерецке очень попу­лярным человеком. Дело в том, что многие жители Камчатки увлекались в то время игрой в шахматы. А Бе­невский, который местным жителям называл себя то бароном Бейноском, то Бейнаком, был одним из лучших шахматистов своего времени. Никто в Большерецке не мог обыграть ба­рона, а поскольку играли на деньги, то ему удавалось выигрывать боль­шие суммы. Необыкновенное умение играть в шахматы чуть было не кон­чилось трагически для Мауриция и его друзей.

Однажды купец Казаринов, с ко­торым Беневский частенько сидел за шахматной доской, подарил ему две головы сахара. На голодной Камчат­ке сахар был редкостью. Мауриций пригласил друзей почаевничать. Вдруг все почувствовали какое-то непонятное жжение в желудке и го­ловную боль. Беневский заставил гостей сначала выпить китового жи­ра, а потом оленьего молока. Стало легче. Тогда Мауриций дал по кусоч­ку сахара собаке и кошке. Через пол­часа животные сдохли.

Поняв, в чем дело, Мауриций по­шел с этим сахаром к Нилову и, рас­сказал ему о происшедшем.

Управитель велел позвать к себе Казаринова и еще двух купцов, а ког­да те пришли, предложил им выпить чайку.

— Вот, барон мне сахару принес, сейчас самовар поставим да посидим, поговорим.

Казаринов побледнел, стал отка­зываться, а потом во всем признался.

— Пощади, батюшка! Ведь я этого Бейноска отравить хотел потому, что он против твоей милости заговор готовит, ссыльных мутит, побег замышляет!

Нилов не поверил купцу. Бенев­ский ему очень нравился — образо­ванный, учтивый, да и в канцелярии всегда готов помочь. И вместо того чтобы тут же арестовать барона, он хотел сурово наказать Казаринова. А Беневскому предложил пойти в преподаватели к своему сыну, учить его языкам и арифметике. Мауриций упросил капитана помиловать купца и, в конце концов, того просто выслали из Большерецка.

Управитель Камчатки и не подо­зревал, что Казаринов говорил прав­ду. Уже давно ссыльные готовились к побегу. Был составлен план захва­та какого-нибудь небольшого судна, на котором они смогли бы уйти за границу. Беневский и Хрущов начер­тили карту Курильских и Алеутских островов, а также побережья Охот­ского моря.

В заговоре участвовали все ссыль­ные. Неожиданно к ним присоеди­нились рабочие купца Холодилова во главе с приказчиком Алексеем Чулошниковым — им надоел голод и издевательства хозяина. К заго­ворщикам примкнули и командиры двух галиотов, стоящих в Чекавинской гавани — «Святого Петра» и «Святой Екатерины», — Максим Чурин и Дмитрий Бочаров. Число заговорщиков росло. Здесь были: солдаты, казаки, купцы, а также лю­ди разных национальностей, насе­ляющих Камчатку, — русские, коряк Брехов, алеут Захар Попов, камчадалы Сидор Красильников, Ефрем Иванов и Паранчин. К побегу гото­вились и семь женщин: две работни­цы штурмана Максима Чурина, его жена, жена Бочарова, жена матроса Андреянова, жена канцеляриста Рю­мина и жена камчадала Паранчина.

Самым молодым участником заго­вора был сын священника Ичинского прихода 13-летний Ваня Устюжанинов. Он очень привязался к Беневскому, который рассказывал ему о дальних странах и живущих в них удивительных людях. С этих пор на всю жизнь Ваня стал верным другом и помощником Беневского.

Из ссыльных один только Гурьев отказался примкнуть к заговорщи­кам. Беневский и Винблан пытались уговорить его, но Гурьев отказался наотрез и к тому же донес на това­рищей Нилову. Тот хотел арестовать смутьянов, но было уже поздно. Во­оруженные мушкетами, саблями, пи­столетами и ножами, заговорщики выступили сами. Поздним вечером 26 апреля 1771 года они окружили канцелярию Большерецка. Охраняв­шие ее казаки сдались без сопротив­ления. Перестрелка началась только возле дома управителя. Нилов отка­зался сложить оружие и продолжал отстреливаться даже после того, как взломали дверь его дома. Беневский со шпагой в одной руке и пистолетом в другой первым ворвался в дом. Ни­лов направил на него мушкет и хотел выстрелить. Но его опередил Панов. Пуля из его пистолета сразила капи­тана.

Беневский очень жалел, что погиб этот «безобидный старик». Он при­казал торжественно похоронить Нилова, потом посадил в контору канце­ляристов Спиридона Судейкина, Ива­на Рюмина и трех штурманских уче­ников и велел им раздать народу из казны деньги и всевозможные припа­сы. Многих жителей Большерецка это могло спасти от голодной смерти. Затем Беневский распорядился, что­бы готовили плоты и лодки. На них перенесли три пушки, мортиру, по­рох, свинец, ружья, топоры, столяр­ные и слесарные инструменты, ткани, все оказавшееся в наличии железо, ясачную казну, провиант. Получи­лась полная двухлетняя экипировка судна.

На плотах бунтовщики спустились по реке Быстрой в Чекавинскую га­вань. Там в устье реки Большой зи­мовали суда, на берегу гавани стояли две избы и амбар для хранения това­ров, которые доставлялись из Охотска.

Беневский и Хрущов вначале пред­полагали уйти на нескольких малых судах вдоль Курильской гряды. Но когда к ним присоединилась большая группа людей, знающих мореходное дело, они решили воспользоваться стоящим в гавани казенным галиотом «Святой Петр».

Галиот — небольшой военный ко­рабль, парусник водоизмещением в 200—300 тонн. Длина его — около 17 метров, ширина — 6 метров. «Свя­той Петр» был спущен на воду в 1768 году и принадлежал Сибирской военной флотилии, но в основном использовался как грузовое судно.

Галиот стоял еще во льду, который пришлось обкалывать. 2 мая 1771 го­да корабль вышел из гавани.

После подготовки судна Беневский поднял на «Святом Петре» свой флаг и заставил всех принять присягу в том, что они будут защищать этот флаг. Сам он поклялся везде и всег­да заботиться о подчиненных. На де­сяти больших листах было составлено «Объявление в Российский сенат», в котором бунтовщики выразили свое отношение к порядкам, господствую­щим в царской России.

Впервые в России открыто говори­лось о произволе царского правитель­ства, о продажности чиновников, угнетающих народ.

«А в России начальники единое только имеют право, делать людям несчастие, а помочь бедному челове­ку никакого уже права не имеют... непорядочные законы, а самовла­стие… Народ российский терпит еди­ное тиранство».

«Вот причины рабства, кто богатый имеет случай угнетать бедных людей, ежели он и мало знает законов, то судья ему за деньги помогает… а ска­жем то теперь, когда дворянство ма­ло просвещено не имея сил… пещись о своем отечестве. А каждый старает­ся только… подлым образом от на­чальника милость и получить чин. А получа оной быть вредом народ­ным… грабя народ и из обществен­ной казны богатства».

В «Объявлении» бунтовщики вы­сказывают свое отношение и к за­хватнической политике царского пра­вительства: «У польского народа от­нимается вольность, которая России не только вредна, а полезна». В по­слании в Российский сенат вообще подвергалась сомнению законность царствования Екатерины II. «Объяв­ление» во многом предвосхитило бу­дущие манифесты Пугачева, а само­державие оно обличало даже сильнее, чем документы, написанные через 50 лет декабристами.

Это послание подписали все участ­ники бунта, за неумеющих писать подписались грамотные.

Перед выходом «Святого Петра» в море «Объявление» было послано с боцманом Серогородовым в Большерецк для отсылки по назначению. Царское правительство постаралось, чтобы о существовании этого доку­мента никто не узнал. По приказу Екатерины II генерал-прокурор Вя­земский на пакете, присланном с Кам­чатки, написал: «Сей пакет хранить в Тайной экспедиции и без доклада ее величеству не распечатывать».

В Петербурге были очень напуга­ны бунтом на Камчатке. Первое ука­зание, которое получил полковник Зубрицкий, назначенный для веде­ния расследования обстоятельств Большерецкого бунта, гласило: у всех лиц, живущих в Охотске и на Кам­чатке, «коим известно о бунте, взять подписку в том, что они обязуются дело это держать в величайшем сек­рете». Навсегда запретили посылать ссыльных на Камчатку. А за поимку и доставку каждого бунтовщика, жи­вого или мертвого, назначили боль­шие деньги.

Но «Святой Петр», который 12 мая 1771 года отошел от берегов Камчат­ки с командой, состоящей из 70 чело­век, был уже далеко. Почти половина жителей Большерецка предпочла бро­сить свои дома, хозяйство, чтобы из­бавиться от гнета царских чиновни­ков. В Чекавинской гавани осталась только полная опись казенного иму­щества, которое мятежники розда­ли людям или взяли с собой в море. Подписал ее Мауриций Беневский — он хотел, чтобы вся ответственность за происшедшее была возложе­на на него.

Впереди беглецов ждали полные опасностей далекие южные моря, Япония, Китай, наконец, Франция. Некоторые из них побывают на эк­зотическом острове Мадагаскар, с жителями которого они будут бороть­ся против французских колонизато­ров. А кое-кто вместе с Беневским отправится в Америку, чтобы помочь рождающимся Северо-Американским Соединенным Штатам обрести неза­висимость.

На борту «Святого Петра» нахо­дились люди, которые, за 35 лет до экспедиции Крузенштерна и Лисянского, станут первыми русскими, со­вершившими кругосветное путеше­ствие.

______________________________________________

Евгений Невякин – прозаик, переводчик, автор более тридцати книг переводов, член Союза писателей Санкт-Петербурга.