№4 2006


Содержание


Александр Ковалев. Время пустых скворешен. Стихи.
Евгений Каминский. Деревья. Стихи.
Иван Зорин. Распятый по правую руку. Рассказ.
Дмитрий Каралис. Грустный июль. Рассказ
Иван Леонтьев. Питерский Гаврош. Рассказ.
Зинаида Такшеева. Кукушка. Рассказ.
Лев Мочалов. Я цену знал себе – служа стиху. Стихи.
Молодые голоса:
Петр Шабашов. Кляуза. Повесть
Анатолий Аграфенин. Улица Тундра. Рассказ.
Тревоги войны:
Виктор Югин. Кавказский узел. Очерк.
Евгений Лукин. Джаханнам. Поэма.
Олег Шабуня. На руинах Грозного. Записки репортера.
Андрей Распопин. Записки на шайтан-трубе. Воспоминания.
Запорожские гости:
Ярослава Невмывако, Анна Лупинос, Лорина Тесленко, Борис Ткаля, Ольга Лебединская, Игорь Литвиненко, Светлана Скорик. Стихи.
Карельские гости:
Тойво Флинк. Скрылась улица в тумане. Стихи. (перевод с финского Л.В. Куклина).
Голос минувшего
Лев Куклин. Эдинбургские скамейки. Рассказ.
Александр Новиков. Слово – Глебу. Очерк.
Анатолий Степанов. Пушкин и остальные. Заметки
Геннадий Морозов. Гений чистого бельканто. Очерк.
Владимир Полушко. «Повелели мы учредить». Статья.
Сергей Цветков. Весна в Арморике. Путевые заметки.
Елена Елагина. Художник Андрей Ушин. Эссе.

SnowFalling

Сергей ЦВЕТКОВ

ДВЕ ВЕСНЫ В АРМОРИКЕ

Путевые заметки

Алексу и Надежде Блок

Это счастье – путешествовать с друзьями. Особенно если эти друзья мудрей и старше. Тем более, когда они появляются в том возрасте, когда новых друзей не заводят. Алекс и Надя... И мы вместе едем в Бретань – царство моей пока еще туманной кельтской мечты.

Всего день назад я любовался на белые скалы Дувра и, пересекая Ла Манш на пароме, пытался разглядеть размытые туманом берега Нормандии.

Я специально поехал из Лондона в Париж автобусом, чтобы увидеть этот единственный в своем роде пролив, неоднократно пересекаемый мореходами всех времен и народов начиная с каменного века. Пожалуй, лучшее в мире место для морских миграций – в хорошую погоду виден противоположный берег. А я его не вижу... Зато современные лайнеры и яхты в размывах рассекаемого дождем воздуха казались то кораблями Цезаря, то утлыми штопанными кожаными судами бесстрашных саксов, то стремительными и по змеиному длинными драккарами морских кочевников-викингов, пасущих христианские народы средневековой Европы. Вместо кнутов у этих пастырей войны – мечи, выкованные в рейнских кузницах врагов.

Торговля оружием всегда была самым прибыльным делом. Особенно, когда это оружие сбывают потенциальным врагам. Карл Великий запретил продавать славянам знаменитые на весь мир франкские мечи, изготовлявшиеся по древним, еще кельтским, технологиям в Реймсе. А скандинавам продавал, получив на свою голову кровавую «эпоху викингов» – пиратский беспредел, который многие современные историки называют «цивилизационным процессом». Не разглядел главного врага Карл, предавший когда-то своего сюзерена.

За предательство – расплата неминуема. Даже если за предательство личное потом расплачивается народ. Но это было, есть и будет в истории человечества. Цена власти – почти всегда предательство, за которое несут наказание ни в чем не повинные люди. Или повинные, если терпят власть предателя. И это тоже называют «цивилизационным процессом». И предателю, как правило, дают звание «Великий».

* * *

Но вот мы и в Рене – столице самой северо-западной и совсем не французской провинции Бретань. Когда-то, в V веке, во времена легендарного короля Артура и возвращения кельтов-венетов в Арморику, ее называли просто Британия, тогда как сам остров стали называть Великой Британией.

Долго ищем гостиницу, заказанную Алексом по телефону еще из Парижа, гремя по брусчатке колесиками чемоданов. Алекс нервничает, Надя величественна и спокойна, впрочем, как всегда. Гостиница, которая должна была быть в двух шагах от реннского вокзала, как нас заверил администратор, оказалась от него метрах в трехстах. «Ага,- подумал я ехидно, – и здесь обманывают!»

Эта поездка была неожиданным подарком. Еще в Петербурге, за полгода до нее, Алекс обмолвился: «Когда будешь в Париже, обязательно поедем в Бретань». Я тогда не придал этим словам большого значения. Все мои друзья и знакомые знали, что я обуреваем поисками кельтско-славянских связей и пишу на эту тему книгу. Но такой подарок могли сделать только Алекс и Надя...

* * *

Утром – первое разочарование, музей Ренна закрыт на ремонт. Не сезон для туристов – март. Тогда я еще не знал, что так будет в каждом городе, в который мы приедем: все музейщики словно сговорились. Я не понимал еще, как мне на самом деле повезло. Вместо изучения хорошо уже знакомых по литературе археологических артефактов и увлеченного их фотографирования – я увидел нечто большее... Будучи свободным от затхлой, но завораживающей музейной ауры, я сумел заглянуть в еще живую кельтскую душу Арморики. Вернее, это она позволила заглянуть.

Скоро мы уже несемся во взятой напрокат машине, которая преподнесет нам по пути немало веселых неожиданностей, на юго-запад, в знаменитый Ванн – крепость и порт еще арморийских венетов. Юлий Цезарь в своих знаменитых «Записках о галльской войне» уделяет немало страниц этому морскому племени, его умелым корабельщикам, которые сделали своими данниками всех плавающих от устья Луары до Британии, а, может быть, и живущих еще дальше – на востоке. Этот величайший из тиранов, завоевывая для себя будущую империю, не мог позволить, чтобы кто-то вместо него описывал его же собственные деяния. А вдруг не так напишут? Зато его записки сегодня – практически единственный первоисточник и весьма авторитетный, поскольку в нем практически нет географических сказок и чудес, столь свойственных подобным творениям. Цезарь первым из тиранов понял, что мало сотворить историю собственными деяниями – надо ее еще правильно преподнести как современникам, так и, что еще важнее, потомкам, причем преподнести собственноручно. Он прекрасно знал, что судить будут не по деяниям, которые быстро и легко забываются, а по описанию сих деяний. Зато его имя стало высшим титулом властителя, синонимом абсолютизма и легитимности власти гражданской и духовной. Ведь римский император это еще и верховный жрец.

В этом есть какая то немыслимая извращенность, которой будут следовать многие цивилизаторы, в частности, Саксон Грамматик, участвовавший во взятии священной для славян и кельтов Арконы и лично попиравший ногами поверженный четырехглавый идол Святовита, зато оставивший по-немецки дотошное описание городов, храмов, идолов уже вскоре порабощенных и онемеченых балтийских славян; Диего де Ланда, бешеный инквизитор, повесивший и сжегший тысячи индейцев и устроивший одно из первых аутодафе бесценных рукописей майя, зато оставивший потомству их алфавит - это станет аксиомой цивилизационного процесса: сначала тщательно описать незнакомый народ, его обычаи, достижения, а потом уничтожить. Уничтожить с тем спокойным, привитым еще Римом цинизмом, с которым когда-то было создано знаменитое римское право, кое мы используем и сегодня как высочайшее достижение цивилизации. Кстати, о римском праве. В своем законченном и доступном Европе виде оно было сформировано при императоре Юстиниане, а это, простите, уже Византия. И мне понятен сарказм Алекса, когда он говорит, что еще неизвестно, кто этим правом пользовался раньше – Западная Европа, считавшая себя наследницей практически погибшего Рима, или Древняя Русь ставшая носителем идеалов гораздо более могущественной в те времена Византии.

В Арморике (по-русски это звучное слово означает «приморье») Цезарь особенно жестоко обошелся с двумя племенами – венетами и андами. Первые жили справа от Луары, вторые слева от этой реки. И оба племени отчаянно сопротивлялись. Венеты к тому же обладали самым совершенным для условий океана флотом, приспособленным к бурям и колебаниям отлива и прилива – явлением, незнакомым морякам Средиземноморья. Цезарю пришлось в срочном порядке переоборудовать свои корабли для борьбы с этим упорным противником.

Строки записок протокольно сухи и бесстрастны. «Он решил строго покарать их (венетов - С.Ц.), чтобы на будущее время варвары относились с большим уважением к праву послов, и приказал весь их сенат казнить, а всех остальных продать с аукциона. Так шли дела в стране венетов...» Последняя фраза даже не верх цинизма, а какая-то умопомрачительная аллегория холодной жестокости. Особенно если учесть, что этот геноцид был устроен будущим императором после того, как венеты «со всем своим достоянием сдались Цезарю». Начинаешь понимать – как правильно придумал Цезарь – кто же лучше оправдает твои самые жестокие публичные действия, чем ты сам. Публичные действия оправдать не просто публично, а еще и закрепить это собственноручно на бумаге – еще одно «ноу-хау» мировой истории. Это изобретение будут использовать впоследствии тираны всех мастей и времен. В гитлеровские концлагеря людей тоже отправляли «со всем своим достоянием» и сдавали выживших за умеренную плату внаем немецким фермерам. Рабство всегда было самым живучим социальным институтом человечества, какие бы закамуфлированные формы оно ни принимало.

Кельты не имели письменности, а главное, письменной традиции, поэтому, что они думали о Цезаре и римлянах, осталось за кадром исторической хроники, но не исторической памяти, живучесть которой меня постоянно поражает.

Итак, оба племени, венеты и анды, отчаянно сопротивлявшиеся римским войскам, которые к тому же были подкреплены туземными союзниками римлян, были практически уничтожены. Еще раз подчеркиваю – венеты и анды. Или...венеды и анты, только теперь, речь пойдет о всем известных славянских племенах. Разница в обоих случаях в одной букве (вернее, звуке т и д), с тем различием, которое имеет скорее диалектное звучание. И если с венедами (историки считают это первым исторически засвидетельствованным упоминаем о славянах) мы сталкиваемся при описании Германии, сделанным Корнелием Тацитом, и находим их в среднем течении Вислы и выше, то о славянском племени анты мы впервые узнаем несколькими веками позже от Иордана, певца готской экспансии, первого прогерманского историка, последователи которого впоследствии будут истово и аккуратно перекраивать мировую историю в пользу германской идеи. Чем воплощение этой идеи закончилось в XX веке, мы знаем. Наши отцы и матери испытали это на себе.

Антов мы видим борющимися то с готами, то с гуннами уже в Северном Причерноморье. Борьба шла с переменным успехом, пока не был распят готами их предводитель Бож вместе с сорока старейшинами. Вместе с тем Иордан, описывая склавинов (впервые название этого народа появляется в письменных источниках) и антов, живущих в те времена от Вислы до Черного моря, говорит, что раньше их всех называли венедами.

Удивительно, как связанными оказались такие весьма отдаленные регионы: омываемая Атлантическим океаном Арморика, побережье Балтики и Северное Причерноморье. Эти яркие связующие водные нити будут вспыхивать еще не раз в мировой истории. Летописец Нестор назовет их впоследствии путем «из варяг в греки», который начинался на западе совсем недалеко от Ванна – в Нанте, городе, стоящем близ устья Луары, реки, связывающей центр Франции с Атлантикой, в Нанте, который не раз переходил из рук в руки уже в раннем средневековье то к франкам, то к бретонцам – наследникам могучей кельтской цивилизации. А заканчивался этот путь, пройдя Северным и Балтийским морями и, поворачивая затем на юг, вдоль русских рек через гостеприимный Киев в сказочно богатой Византии. Судя по «Повести временных лет», сам апостол Андрей Первозванный следовал этим путем, предсказав Киеву его великую роль и восхитившись парной баней. Что касается бани, то геродотовские скифы весьма любили это занятие.

Но вернемся к венетам и антам. Мы не раз еще столкнемся с близкими этническими названиями славянских и кельтских племен. Вместе с тем, большинство историков считает это простым совпадением. Или, еще смешнее, якобы эти названия закрепились за славянскими племенами после того, как они заняли прежде кельтские территории. Вы можете себе представить, чтобы русские, проживающие в Калининградской области, стали называть себя немцами? Исследователям исторических процессов часто не хватает самого обычного бытового подхода.

Но вот и Ванн – столица армориканской Венетии, возникший столь же неожиданно, как и выглянувшее на минуту солнце. Надо сказать, что с самой традиционной петербургской погодой я столкнулся именно здесь, в Бретани. Солнце и дождь здесь чередуются с той скоростью, которая не позволяет привыкнуть ни к одному из состояний. В душе – восторг и трепет – Атлантический океан и я, на окраине античной Ойкумены, в стране счастливых гипербореев и грифонов, стерегущих золото – это тоже впервые. Именно здесь, на побережье, изрытом бухтами и заливчиками, особенно в устьях рек, строились венетами их мысовые крепости, знаменитые кельтские «дуны» или «туны» (не отсюда ли русский тын?), технология строительства которых так восхитила Юлия Цезаря, а своей простотой возведения и прочностью валов и стен завоевала впоследствии всю Центральную и Восточную Европу.

Чего же проще: из бревен делается рубленый каркас, который забивается грунтом и облицовывается камнем. Земля, вынутая вокруг вала и пошедшая на его строительство, освобождает пространство для широкого рва. Получается с напольной стороны прекрасный и прочный вал и ров. Поверх вала ставятся деревянные стены и башни. Ров, отсекающий острый мыс сзади вала, наполняется водой естественным образом. Место для такого «туна» выбиралось, как правило, на остром высоком мысу, образованном впадением реки в море или реки в реку. Такая острая треугольная крепость, с двух сторон имеющая прекрасную естественную защиту, усиленную деревянными стенами и башнями, с напольной стороны охранялась тем самым деревоземляным валом, сверхпрочным инженерным сооружением, которое не брал таран. Изобретатель железобетона использовал, но уже в XX веке, тот же принцип – арматура (только железная) и наполнитель.

Ничего не напоминают такие крепости? Могу сказать со всей определенностью – точно такие и причем самые древние крепости строились по всему северу Руси: и в Изборске, и в Пскове, и в Любше, и в Камно, и много еще где. Отчеты археологов с удивительной точностью сходятся с описанием венетских крепостей Цезаря.

Заходим в собор. Надо сказать, что и готика здесь какая-то другая: более воздушная и парящая. Может, виновато ослепительно синее небо с быстро бегущими облаками. Высокие башни словно кружевные – это не просто тонкие графически четко очерченные шпили на фоне быстро меняющегося неба, а пронизанные по всей длине светом ажурные иглы. В местной готике немало кельтских мотивов. Витражи очень часто обрамлены, а то и целиком состоят из знаменитых плетеных орнаментов. Подобные я видел в росписях древнерусских храмов. Во внешнем декоре проступают не менее традиционные завитки и трехлучевые свастики.

Алекс обращает мое внимание на потолок. Ощущение, что над головой – опрокинутый вверх дном огромный корабль. Ты сам стоишь как бы на дне моря и видишь его нутро. Шпангоуты, корабельные доски, скрепленные внахлест заклепками, сиденья для гребли – все как у настоящего корабля. Может быть, и языческие храмы арморийских венетов были такими – переворачивали корабль и ставили его на столбы и молились под его сенью морскому богу об удаче. Стояли, словно на дне моря под перевернувшимся кораблем? Или образ не угадан. Внутренность корабля еще хорошо видна сверху...

Почему-то вспомнился гордый ответ кельтских послов Александру Македонскому, который спросил их, чего они боятся больше всего на свете? Спросил с тайной надеждой, что они ответят: «Боимся тебя, Александр». Кельты же ответили, что больше всего они боятся, что небо упадет им на голову. Может быть, они представляли себе небесный свод в виде перевернутого корабля? Или это образчик традиционного и знаменитого впоследствии галльского юмора? Вдруг всплыла в памяти одна древнерусская миниатюра, изображавшая похороны святого Глеба. Так вот – тело этого мученика было накрыто перевернутой ладьей...

Во всяком случае таких потолков нигде больше нет, кроме как в древних бретонских готических храмах. И это понятно. Здесь жили лучшие, но незаслуженно забытые мореходы северных морей. Все та же вездесущая германская идея заслонила их викингами.

Выходим из храма и едем к берегу Океана. Окраина Ойкумены встречает резким йодистым запахом гниющих водорослей и моллюсков – вполне осязаемым признаком отлива. На сером мокром дне на протяжении нескольких сотен метров в глубину копошатся крохотные фигурки людей. Отлив – это еще и радость для гурманов. За пару часов, а то и меньше, можно собрать целое ведро деликатесов: креветок, крабов и множество разнообразных ракушек, встречаются и небольшие рыбешки, особенно в лужах и бухточках. Все эти морские дары собираются с какой-то степенной суетливостью. Нужно успеть до прилива. Некоторые выходят целыми семьями и родители дают детям первые уроки – что съедобно, а что нет. Похоже на наши семейные вылазки за грибами. Каждый ревниво заглядывает незаметно в копошащееся нутро ведра соседа, но уловы не обсуждают, в отличии от наших хвастливых грибников или рыболовов. Во всяком случае – не сразу.

Отлив – это еще и дар богов. Каждый день в строго определенное время люди могут получать дармовую пищу, практически не затрачивая усилий. Пищу, которая ежедневно возобновляется. Не отсюда ли представления кельтов о волшебном котле, еда в котором никогда не заканчивается? Котел – это океан, из которого «выварилась» жизнь на земле. Возможно, далекие предки людей вышли из моря на побережье, привлеченные легкостью добычи на приливо-отливном мелководье. Не зря ведь говорят, что лень – двигатель прогресса.

Все-таки сразу же чувствуешь, что стоишь на берегу Океана, а не моря. Несмотря на мирно копошащиеся вдали фигурки. Ощущаешь, каким то непонятным, но явно морским органом чувства, но знаешь точно – там, впереди, еще долго не будет земли. Именно там, на западе, находились Острова блаженных кельтской традиции, как, впрочем, и славянской...

Где-то здесь, может быть, совсем рядом шла морская битва, положившая конец могуществу морской империи венетов. Юлий Цезарь с плохо скрываемым восхищением описывает корабли своих врагов, прекрасно приспособленные к местным условиям. Кормы и носы их были сделаны из цельного дуба, «ребра корабля были внизу связаны балками в фут толщиной и скреплены гвоздями в палец толщиной; якоря укреплялись не канатами, но железными цепями; вместо парусов на кораблях была грубая или же тонкая дубленая кожа...» Римские корабли ничего не могли поделать с такими махинами: «наши суда не могли им вредить своими носами (до такой степени они были прочными); вследствие их высоты нелегко было их обстреливать; по той же причине не очень удобно было захватывать их баграми», - пишет Юлий Цезарь. Уплощенный киль помогал не сесть на мель во время отлива и легко маневрировать на любом мелководье. Совершенный корабль, заслоненный в истории древнего мореплавания норманнским драккаром. Римлянам пришлось наращивать борта своих кораблей и менять тактику боя по принципу «трое на одного».

Вообще венетам не повезло, вернее не повезло археологам в Бретани. Берега – сплошные скалы, да еще отливы и приливы. Здесь море перемелет любые деревянные детали кораблей. Практически все самые древние останки судов, причем судов гребных (!) были найдены в датских болотах. От них ведется отсчет истории как бы скандинавского кораблестроения. Как бы потому, что древних жителей Скандинавии, а уж тем более Дании, вовсе не следует считает предками викингов. Датчане там появились не раньше V века и пришли они из юго-западной Швеции, из провинции Сконе. Самые древние корабли, ставшие впоследствии прообразом корабля викингов, были построены совсем не датчанами. К тому же все как будто забыли общеизвестный факт – парус был освоен скандинавами не раньше 700 года. Меньше чем за столетие до начала эпохи викингов.

Данию во времена, маркирующие одну из самых первых болотных находок, населяли в основном кимвры – загадочное племя, оставившее большой след в мировой, а особенно римской истории. Видимо, это они принесли в жертву богам свои боевые корабли вместе с огромным количеством оружия и украшений, утопив все это богатство в болоте. Может быть, этим таинством был ознаменован их переход к мирной жизни? Или то была жертва богам перед новым дальним путешествием? Кто знает...

Во времена, предшествующие появлению Юлия Цезаря на мировой арене, это племя вместе с тевтонами чуть не дошло до Рима, потом почему-то, когда победа была уже близка, повернуло вспять, затем обрушилось на Галлию и, повоевав там некоторое время, вернулось обратно в Данию. Остатки прежде огромного лагеря кимвров описывал уже Тацит, во времена которого это племя затерялось в очередном военном вояже. Существует версия, что часть их осела в Бретани, а часть перебралась на Британские острова. Многие историки их упорно считают германцами, несмотря на то, что, по свидетельству римских источников, их вожди носят кельтские имена, а римские военачальники учили кельтский язык и одевались по-кельтски, собираясь идти к кимврам и тевтонам (еще одно псевдогерманское племя) на переговоры. Оружие их тоже было кельтским. Что любопытно, свои широкие, большие щиты с плоским умбоном кимвры использовали в качестве санок, лихо спускаясь на них с альпийских склонов на пути к Аппенинскому полуострову. Очень сильно сбил всех с толку Тацит, относя к германцам практически всех, кто жил восточнее Рейна.

Любопытно и происхождение этого племени. Страбон и Плутарх, опираясь на данные историка Посидония, чьи труды дошли только в цитатах, связывают кимвров с киммерийцами и более того, с некими таинственными кельтоскифами (которых долго считали историки плодом вымысла), обитавшими на границе скифских и кельтских территорий. То есть путь опять указывает в Северное Причерноморье. Вы скажете, а причем тут скифы и, тем более непонятные кельтоскифы, ставшие чудесным образом кимврами, которых к тому же считали германцами. Но археологи нашли в этом удивительном регионе немало кельтских поселений, а наш знаменитый языковед академик Марр вообще считал, что кельты и скифы говорили на одном языке. Во всяком случае их величественные курганные захоронения очень похожи. Последние данные археологии и лингвистики показывают удивительные связи как народов Балтики, так и Британских островов все с тем же Северным Причерноморьем. Не говоря уже о мифологии. Лингвисты давно обратили внимание, что север Европы весь пронизан скифо-киммерийской топонимикой, на которую еще в эпоху Великого переселения народов наложилась и гуннская топонимика. И здесь тоже путаница с племенными названиями. На побережье Северного моря жили нервии, а в Причерноморье северными соседями скифов были невры, которые, по описанию отца истории Геродота, раз в году обращались в волков. Еще один мифологический мотив, свойственный как кельтам, так и славянам. Мотив оборотничества, видимо, идет от веры в переселение душ, никак не иначе.

Может быть, не зря шотландцы и пикты считают себя выходцами из Скифии. Представители одной из четырех легендарных волн заселения Ирландии, сыновья Немеда приплыли туда аж с берегов Каспийского моря. И в этом нет ничего сверхъестественного – знаменитый впоследствии Великий Волжский путь начинался у берегов Бретани, а заканчивался на Каспии. А на всей речной части пути «из варяг в греки» археологами обнаружена масса скифских и кельтских находок, датируемый начиная с VII века до н.э. Судоходство и движение людей и товаров на севере и востоке Европы было не менее интенсивным, чем в Средиземноморье. Греки, судя по данным Геродота, хаживали вверх по Днепру в таинственную Гилею, путь до которой длился в течении сорока дней. Интересно, что большинство этих находок как бронзового, так и железного веков связано с верховьями Западной Двины и Днепра, то есть на территории древних волоков, где издавна посуху перетаскивались корабли. Не остались в стороне и скандинавы, ведя свою родословную с берегов Дона. Тур Хейердал даже пробовал там копать, в поисках легендарной Великой Свитьов. Святой Андрей Первозванный, столь почитаемый в России, не менее почитаем и в Шотландии, национальный флаг которой – косой андреевский флаг. И все из за пресловутого Северного Причерноморья, откуда началась миссионерская деятельность апостола.

Но вернемся к армориканским венетам. Общеизвестный факт – после поражения в галльской войне венеты и анды мигрировали на Британские острова. В средневековом Уэльсе существовали исторические области, а потом и королевства Гвинед и Гвент и даже крохотное королевство Рос...

Но ведь венеты и анды, столь насолившие Юлию Цезарю, имея столь впечатляющие, приспособленные к дальнему плаванию корабли (по одной из научных версий кельты доплывали и до Америки), могли уйти не только на Британские острова, но и на восток, на Балтику – такую версию выдвинул современный российский историк Кузьмин. И это реально, поскольку там жили родственные им племена венедов, с которыми они были издавна связаны торговлей янтарем. Корнелий Тацит, описывая ближайших соседей венетов, эстиев, упоминает, что они говорили на языке, похожим на бриттский. Но для того, чтобы доказать венедо-венетские связи, нужно понять, что же такое кельтский мир – народ или цивилизация.

От Океана трудно оторваться. Он завораживает все человеческие органы чувств: зрение, слух, обоняние и осязание. Его ритмичный шум входит в унисон с вдруг проснувшимися младенческими ритмами души. Только на берегу Океана ощущаешь, что жизнь могла зародиться только здесь. Прощание с ним, как прощание с общим домом, в который так хочется вернуться как в свое детство.

Хорошо, что к новому месту едем вдоль океанского берега. Впереди город с резким, как двойной удар хлыста, названием Карнак, стоящим в устье реки Крак (на этот раз удар только один). Может быть, просто совпадение, но мне почему-то вспоминается легендарный славянский князь Крак – основатель красы и гордости Польши города Кракова. И каждый раз думаешь, не слишком ли их много, этих совпадений. Проходя мимо булочной, был просто сражен видом прекрасно испеченного ржаного каравая, совершенно родного на вид. Вообще рожь считалась всегда самым славянским злаком – для археологов это своего рода маркер. Если находят семена ржи, почти наверняка в этом месте жили славяне. Здесь, в Бретани, практически все блюда подают на огромном ржаном блине, а черный хлеб, как и у нас, нарезанный крупными ломтями, сопровождает любую еду.

Окрестности Карнака слывут самыми таинственными местами не только Бретани и всей Франции, но и пожалуй, мира. Я много слышал об этих загадочных менгирах, огромных камнях, неизвестно – кем, очень смутно – когда, и совсем непонятно – зачем, поставленных вертикально. И хотя подобные сооружения встречаются по всей Европе, то, что я увидел, потрясло меня своей явно спланированной масштабностью.

Мы долго едем вдоль каменных аллей по прямой. Километр, второй, третий... А строго параллельные каменные аллеи не кончаются. Почему-то вспоминается древняя легенда о приключении аргонавтов в Колхиде. Да, да, эти менгиры, словно зубы дракона, посеянные Ясоном и из которых выросли воины, да и окаменели, во время победного парада.

Этот лес (или поле?) камней обнесен высокой металлической сеткой. Как потом выяснилось, ограда недавняя. Сюда повадились ездить орды мотоциклистов на ночные оргии, нередко заканчивавшиеся битьем и свержением этих удивительных камней, которых боялись трогать на протяжении нескольких тысячелетий, настолько сильный мистический трепет они внушали. Современным вандалам трепет несвойственен ни в чем.

Пошли с Алексом искать вход и потеряли Надю. Долго искали калитку, которая оказалась на запоре, зато вдалеке увидели женский силуэт и рванули в обход, продираясь сзади через реальный заболоченный лес к лесу каменному. Промокнув и измазавшись в грязи, мы перелезли через низкую со стороны леса ограду, поспешили к Наде, величественно восседающей на поверженном менгире. Ее высокие сапоги были чистыми, словно она шла по асфальту. «Как ты сюда попала?», – кричит Алекс. «Очень просто, – отвечает Надя. – Открыла калитку и вошла». Мы хохочем над собой, седовласыми пацанами, – все правильно, нормальные герои всегда идут в обход. Надя улыбчиво греется на солнышке. В своей зеленой накидке и с блестящими на солнце каплями воды в волосах (только что моросил дождь) плюс царственная осанка – вылитая фея, отдыхающая после медитации и колдовства в сакральном каменном лесу.

Долго и молча бредем по каменным аллеям – каждый выбрал свою, пытаясь ощутить ритм и смысл этих каменных «посадок». Все менгиры разные, на одних видны следы обработки, на других нет. Но все с отметинами глубокого выветривания, морщинами такой седой древности, что заглянуть в нее просто нереально. Хочется избегнуть банальностей, но на паутине выветривания видятся какие-то человеческие или звериные лики. А может быть, это просто игра света и взбудораженного воображения.

Специалисты считают, что расцвет мегалитического строительства на западе Европы приходится на 2400-2300 годы до н.э. А начало? Начало теряется где-то тысячелетии в пятом. Все менгиры словно посажены квадратно-гнездовым способом. Почему? Какую информацию несет в себе строгий геометрический орнамент этого каменного сада – наконец-то точный образ найден – каменный сад, поскольку рукотворный, какими древними теодолитами выверены эти строго параллельные аллеи. Звенья вопросов и догадок, а в цепь не складываются. Ведь это времена каменного века – орудия труда примитивны, срок жизни короче вдвойне теперешнего, время, уходящее на добывание пищи – практически весь день. Хотя может быть, в этом вопросе я и не прав – отлив дает без особых затрат обильную жатву. Времени свободного много, вот и развлекались перетаскиванием булыганов. Но зачем?

Что двигало этими древними людьми? Никто не знает точного ответа, можно только гадать и удивляться столь древнейшему человеческому свойству – верить и творить. Не имея твердой веры, такое сооружение не построишь. Тем более, что геологи считают, что многие из этих камней были доставлены сюда издалека. Что заставляло тащить эти глыбы иной раз многие десятки километров. Вера?

Во что они верили? Или в кого ? Одно можно сказать точно - такое не построишь без ощущения вечности. Может быть это - просто памятники бессмертию собственной души и потому каждый менгир индивидуален, как индивидуальна и неповторима душа каждого человека? Может быть каждый из воздвигших это чудо искал свой собственный каменный слепок души. И находя, приносил сюда, не смущаясь расстоянием.

Тогда этот каменный сад некое виртуальное кладбище душ? Именно виртуальное, поскольку реальных могил здесь не нашли. Может быть, они верили, что душа переселится в тот камень, который сам и воздвиг? Вопросы, которые, должно быть, мучают каждого, кто побывал здесь. Чтобы стать бессмертным, нужно себя увековечить – эта простая формула, видимо, была понятна и тогда. И очень не хочется верить в каких бы то ни было пришельцев.

Незыблемо во времени только одно – свойство человеческой души ощущать собственное бессмертие. Только в нас это свойство пробуждается все реже и реже. Время состарило и это ощущение.

После позднего обеда, Надя осталась отдыхать в гостинице, а неутомимый Алекс повел меня смотреть местное диво. Его радость – делиться тем, что когда-то увидел сам – настолько естественное свойство его души, что начинаешь радоваться сам подарку, с которого долго не снимаешь таинственную обертку, смакуя предвкушение удовольствия. Мы долго идем по широкой тропе, почти аллее, через лес... Стоп, не просто через лес – первые сто метров его образ расплывчат, только сердце начинает сильнее биться, а в розовеющем вечернем воздухе все четче и графичнее очертания кривых стволов и все туманнее свисающие с веток мшистые клоки лиан и вьюнов. Вот такое вот оптическое чудо предзакатного леса. Видимо, подобный эффект связан с тем, что на деревьях еще нет листвы, а вьюны уже зеленеют.

Шагов не слышно. Что-то сжимает грудь. Знаю точно – это не страх, а какой-то мистический трепетный восторг ожидания чудесного. Именно в таких лесах должны были быть святилища друидов. Ведь у кельтов слово лес и слово знание были синонимами. Выходим на развилку – одна дорога ведет к большой, в четверть футбольного поля, ровной прямоугольной площадке, обрамленной невысоким по щиколотку каменным ограждением. Типичная, знакомая по литературе, культовая площадка кельтов. Под прямым углом к дороге – еще одна тропка, ведущая к меньшим по размерам плошадке, в дальнем конце которой огромный, высотой с деревенский двухэтажный дом, менгир в форме фаллоса.

Его обхватывают, взявшись за руки и прижавшись всем телом к камню, трое людей – мужчина лет сорока и две женщины, одна постарще, другая помоложе. Если бы не современная одежда, можно было бы подумать, что мы присутствуем при каком-то древнем друидическом таинстве. Может быть, это неоязычники, которых сейчас немало? Молча ждем в стороне, когда они закончат свой ритуал. Но вот они разомкнули руки, и с сосредоточенными лицами идут нам навстречу. И тут я вспоминаю, что у самой дороги к этому таинственному лесу я видел ярко-красную шикарную машину, выглядевшую вызывающе нелепо в этом месте. Наверное, они приехали на ней.

Алекс, со свойственной французам легкостью заговаривает с ними. Оказывается, что они живут в Карнаке, а сюда приехали с чисто оздоровительной целью - камень целебный, лечит от болезней, а главное - способствует зачатию ребенка. Старшая из дам - его жена, а младшая его сестра. Подходя к менгиру ближе видим, что на уровне живота его поверхность более гладкая, вытертая и отшлифованная прикосновениями человеческих тел видимо не за одну тысячу лет. Где еще увидишь такую древнюю преемственность традиций, как не в Бретани. Где еще есть такая смесь христианства и языческих верований? Только в России...На некоторых менгирах во времена христианства высекались распятия. Камни всегда были священными для кельтов и славян. Менялась только символика. Так, знаменитые камни следовики уже почитались как отпечатки ступней Христа или Богородицы. Были камни на которые ложились мужчина и женщина, чтобы зачать ребенка - считалось что они обладают особой детородной энергетикой.

Осторожно кладу ладонь на слегка шероховатую серую поверхность и сразу же отдергиваю руку. Может быть показалось, что из толщи камня идет какая-то теплая вибрация? Камень действительно кажется теплее окружающего воздуха. Может быть просто он за день нагрелся от солнца и по обычному закону физики сейчас отдает тепло. Не знаю, но только всю ночь потом мне снились эротические сны. Интересно, что менгир совершенно не покрыт мхом, как следовало бы ожидать, как, впрочем, и те, что в немыслимых количествах мы видели днем. Очень медленно и осторожно обнимаю камень, прижимаю к нему ухо. Слышу, или мне кажется, какие-то шорохи. Алекс смеется - видимо лицо у меня было...сам не знаю какое. На такой площадке могло собраться несколько сотен человек для языческой молитвы. Около камня стоял друид в белом одеянии с воздетыми к небу руками.

Друиды...”Повелевают они, а цари сидящие на роскошных тронах только игрушки в их руках...”, - писал один из античных историков.

Мир не знал такого сильного теократического правления, на котором держалась вся кельтская цивилизация.

Колдуны и воины...Вечное противостояние двух высших каст, двух главных сословий. Это хорошо отражено в главном индоевропейском эпосе Махабхарате и особенно в Рамаяне. Брахманы и кшатрии постоянно боролись за верховенство власти. Специалисты давно обратили внимание на сходство друидов с брахманами, которое вполне закономерно, учитывая неимоверную архаичность кельтской цивилизации. Может быть поэтому многие кельтские боги изображаются в позе лотоса.

Эта борьба за власть в кельтском мире хорошо отражается в данных археологии. Если в более ранний, гальштатский период времени, мы видим мощные и богатые захоронения племенных вождей с полным набором всего того, что было бы им необходимо для счастливой жизни и понимаем, что эти огромные сферические насыпи служили не только усыпальницами, но и были предметом языческих поклонений, то эпоха латен показывает, что произошла своеобразная не только культурная революция, но и смена власти. К ней пришли колдуны-друиды и подчинили себе касту воинов. Еще бы, ведь они были способны выиграть битву с помощью одного только колдовства. Или усыпить множество людей игрой на арфе или с помощью того же инструмента уморить весельем.

Именно в этот период наблюдается небывалая миграция кельтских племен (или культуры?) из среднедунайского ареала на все четыре стороны света, когда в итоге кельтская цивилизация простиралась от Испании до Днепра с запада на восток и практически от северных морских границ Западной и Центральной Европы до побережья Средиземного моря с севера на юг. Кельты стремительным броском опустошают Грецию и разграбляют знаменитое святилище Дельфы. Так же стремительно они проходят Италию и только чудо спасает Рим от полного уничтожения. Кельты-галаты, практически завоевав Фракию, переправляются в Малую Азию и основывают там свое государство со столицей в Анкире (нынешняя Анкара). Кельтские поселения появляются в Днестрово-Днепровском междуречье на Карпатах и в Повисленье. Следы кельтского влияния дотягиваются почти до Южного Урала. И все это происходит на протяжении практически одного третьего века до н.э. Что-то заставило кельтов начать столь стремительное движение во все стороны света под приглядом их четырехголового бога, в котором Цезарь увидел римского Меркурия.

Во времена Римской империи мы видим уже необыкновенно пеструю смесь разных этносов с широким, практически всеевропейским антропологическим диапазоном , которые фигурируют под именем кельтов. Римские историки дают самые противоречивые описания их внешности - от нордического типа светловолосых и голубоглазых, до низкорослых смуглых и черноволосокудрявых типажей. Кстати сказать все эти типажи я вижу и в современной Бретани. Теперь совершенно ясно, что многие (если не большинство) описанные Тацитом якобы германские племена, на самом деле кельтские или сильно кельтизированные. Скорее всего в этот конгломерат кельтской цивилизации входили и славянские племена. Перед нами предстает огромная и парадоксальная кельтская империя не имеющая этнического (а значит и языкового?) единства, четкой государственной и организационной структуры.

Или она все же была, эта структура? Иначе как понять столь быстрое и беспрецедентное культурное влияние, охватившее практически всю Европу кроме античного мира. Нечто подобное в мировой истории мы видим в связи молниеносным распространением ислама и арабской культуры на огромных территориях. Но то движение имело религиозные корни, где движущей силой был фанатизм, где отсутствовало этническое неравенство, где стержнем государственности было единство веры. Может быть нечто подобное происходило и у кельтов и не зря стремительные кельтские миграции совпали с приходом к верховной власти друидов. Может быть мы имеем дело с языческим миссионерством?

Другого объяснения я не вижу. Именно единство религиозных представлений объединяло полиэтничную кельтскую цивилизацию и в то же время мешало созданию собственной государственности. Но для того духовного объединения разных народов нужен был институт миссионерства. И видимо он существовал в лице мощного языческого ордена друидов, о деятельности которого мы так мало знаем, благодаря отсутствию письменности у кельтов. Причем отсутствии вполне сознательного и даже в чем то идеологического. Забавно, что рациональные римляне объясняли это стремлением кельтов развивать свою память. Так же как отсутствие боязни смерти у кельтов - верой в бессмертие души, пропагандируемой друидами якобы с одной целью, чтобы воины были бесстрашными и не боялись смерти. Поэтому их с охотой приглашали на военную службу в качестве наемников европейские и восточные правители того времени.

Друиды строго сохраняли знания внутри своей касты, передавая их из уст в уста только посвященным. Именно поэтому сейчас мы можем только догадываться о космогонических представлениях кельтов, о структуре языческого пантеона. Благодаря римским источникам мы знаем то, о чем имели представление друиды, но не ведаем какими конкретными знаниями они обладали. Во всяком случае, если исходить из ирландских саг, такое ощущение, что они знали теорию относительности и умели попадать из одного времени в другое. В русских былинах, часто похожих на те же саги, легендарный богатырь Святогор не мог поднять узелка с земли, потому что в нем находилась «тяга земная». А это уже теория гравитации. Немало секретов хранят и сложнейшие кельтские орнаменты. Вместе с тем ключ к этим тайнам может лежать на поверхности...

Орден друидов не мог не держаться на жесткой иерархии. Мы знаем три основных группы кельтских жрецов: это друиды, филиды и барды. Барды были музыкантами и поэтами, чьи произведения имели магическое значение. “-Пусть сыграет для нас на арфе, - молвили люди короля. И тогда дремотною песнью погрузил их Луг в сон, и проспали они до того же часа назавтра. Грустную песнь сыграл им воин, и все горевали и плакали. Песнь смеха сыграл им потом, и все они веселились да радовались.” Так сказано о воздействии музыкального искусства в ирландской саге «Битва при Маг Туиред». Ни один народ в мире не верил наверное настолько в силу слова так, как кельты. Видимо, поэтому столь высока была власть друидов, которые могли обрушивать на вражеские войска скалы, утопить их в реках и озерах, уровень которых они с легкостью повышали, напустить на них огненные ливни или просто с помощью заклинаний лишить их мужества. То есть именно друиды могли обеспечить своим колдовством победу в войне – наверное, на этом держалась система подчинения воинов друидам. В вере во всемогущество друидов была основа их власти.

Бардов не только уважали (его свита должна была превышать свиту короля), но и боялись. Бард мог спеть королю хулу, если ему не понравился прием и подарки и у короля, который должен был по представлениям кельтов не иметь ни одного физического изъяна, мог выскочить на щеке фурункул, а лицо покрыться язвами и тогда его участь была предрешена. В праздник Самайн (сегодня его называют Хелувин), происходивший 1 ноября его могли утопить в бочке с вином, а потом сжечь в собственном дворце. Король должен был быть физически безупречен - его сакральная функция - хранение генофонда, гражданская - чисто представительская. Если он получал в бою раны, вызывающие увечье - его ждала все та же бочка. От него не требовалось обязательного участия в битве - важно было присутствовать на ней.

Роль же филидов была самой, на первый взгляд, простой - при отсутствии письменности они должны были выучивать наизусть различные тексты. Именно благодаря филидам мы имеем возможность сегодня читать ирландские саги. Но в том то и дело, что они знали огромное количество мифологических историй, но не ведали как расшифровать их иносказательный язык. Только друиды, причем самых высоких степеней посвящения знали все; искусства и ремесла, военное дело и, более того, сами принимали участие в битвах с оружием в руках; они были судьями и врачами, купцами и педагогами и это помимо их чисто сакральных функций, как проведение жертвоприношений и изречение пророчеств и осуществление различных гаданий. Любой ребенок знатного происхождения передавался на воспитание друидам и длилось это воспитание двадцать лет. Естественно после этого он был предан душой и телом своим воспитателям и жил в соответствии с законами почерпнутыми из такого образования. Такая концентрация знаний и функций в одних руках была чревата последствиями. И они произошли.

Завоеванная римлянами Галлия была неустойчива. Постоянно вспыхивали восстания объединенных кельтских племен. Римляне начинали осознавать, что главный корень сопротивления это друиды, повелевающие военными вождями. И они были уничтожены по специальному указу императора Тиберия, благо их не надо было вылавливать по всей Галлии - каждый год они собирались в священном лесу в стране Карнутов. Видимо это была верхушка друидического ордена. Но такому духовному геноциду нужно было оправдание, особенно для государства, которое не просто спокойно относилось к религиям завоеванных стран, но и принимало в свой пантеон самых экзотических восточных божеств. Имперский подход был у римлян и по отношению к религии.

Друидов обвинили в человеческих жертвоприношениях и в каннибализме, о чем с легким чувством стыда писал Плутарх, не забыв упомянуть, как сами римляне, особенно из высокопоставленных кругов, посылали рабов за кровью гладиаторов. Так ведь Плутарх был греком (это я о легком чувстве стыда), что с него взять... Тогдашние медики считали, что человеческая кровь очень полезна для здоровья. Это событие можно считать началом применения двойных стандартов в политике, которыми столь славится наше время. После уничтожения друидов Галлия очень быстро стала одной из самых романизированных провинций Империи. Она даже так и называлась с большой буквы Провинция. На ее территории памятников римского времени едва ли не больше, чем в самой Италии. Вот оно - чудо двойных стандартов. Помните об этом, современники! Вместе с тем завоевание Галлии и Британии сместило друидизм как главный признак кельтской цивилизации на северо-восток, который из ее окраины стал постепенно превращаться в ее центр. Скоро этот регион станет последним оплотом кельтского язычества, особенно побережье Балтийского моря, где вскоре наступит самый настоящий кельтский Ренессанс.

В Морбигане любуемся на новое мегалитическое чудо. Двадцатиметровый менгир весом в 350 тонн, лежит на земле словно поверженное фантастическое чудовище, разрубленное великаном на три части. Интересно, что этот наверное самый большой менгир в мире, тщательно обработанный к тому же, повергли наземь несколько тысяч лет назад. Тогда же его разбили на три приблизительно равных части. Что произошло в сознании людей, сделавших это? Ведь чтобы сотворить такое святотатство нужно быть абсолютно уверенным, что мистических последствий не будет. Может быть мы имеем дело с какой-то неведомой нам духовной революцией, произошедшей в каменном веке? Какое величайшее разочарование в могуществе бога или богов нужно испытать, чтобы сотворить такое. Тем более, что рядом с поверженным колоссом находится очень интересное сооружение – сложенный вполне по современному, только без цемента и извести, каменный курган, вход в который в качестве дверной рамы ограничивал дольмен (это когда два больших камня стоят вертикально, а третий их накрывает - и так может быть в несколько рядов). Входя во внутрь такого коридора, невольно испытываешь трепет – не встретишь ли там обитателей сидов, жителей иного мира, героев многих ирландских саг. Явно, что подобное сооружение говорит о новом восприятии мира и о новых духовных приоритетах обитателей этого края в эпоху каменного века.

Извечная борьба воинов и колдунов это еще и война богов. Древнейшим и основополагающим индоевропейским мифом является миф о борьбе громовержца со змием (или драконом). Этот сюжет присутствует во всех индоевропейских мифологиях. Борьба солнечного бога с хтоническим, подземным. Бога жизни с богом смерти. Богом воинов и богом жрецов. В зависимости от главенства (то есть победы, причем всегда временной, как и в самой природе победы дня над ночью, ночи над днем) он еще становится и племенным богом, богом-родоначальником. Одни народы становятся (временно, всегда временно) народами ночи, другие - народами дня. Галлы вели свою родословную от бога подземного царства Дита. Словене ильменские - от Велеса ,бога с подобными функциями. Киевляне вели свое происхождение от солнечного Дажьбога. Эти племенные родословные отражены в “Слове о полку Игореве”. Мы даже не осознаем, насколько корни современных конфликтов находятся в этом древнейшем из самых древних противостояний. И если каменные сады менгиров бесконечно жизнеутверждающие, то внутри круглой каменной полусферы невольно думаешь о смерти. Причем не о смерти как таковой, а о ее величии, величии знаковом, определенном сакральной формулой как переход в мир иной. Именно в иной, а не в какой-то конкретный. Именно переход, а не уничтожение или перевоплощение. Существа иного мира предстают перед нами часто однорукими, одноногими и одноглазыми как ирландские фоморы. Одна половина тела – в нашем мире, другая – в ином. И в каждом из миров – еще свое время. Как будто кельты имели отличное представление о теории относительности Эйнштейна и знали о непостоянстве времени.

Внутри «сида» промозгло и неуютно. На стенах, загадочные, выбитые каменным зубилом совершенно абстрактные рисунки. Какие то лабиринты, геометрические фигуры – единственно узнаваемым оказалось изображение человеческой ступни. Вспомнилось, что так называемые камни следовики почитались кельтами и славянами на всем протяжении их истории – и в языческие времена, и в христианские. Уже мало жизнеутверждающего, вознесенного вверх каменного фаллоса, словно оплодотворяющего само небо, мало плодиться и размножаться. Значит, для ощущения мирового порядка и своего места в нем необходим изобразительный ряд его символов. Зримый вход в иной мир уже нуждается и в его описании. И сколько не боролось христианство с народной демонологией и суевериями, конца не видно этой борьбы и сегодня. Тайну жизни искали и всегда будут искать в смерти. А тайну смерти - в жизни...

Последний вечер перед возвращением проводим в разговорах. Впечатления не просто захлестывают, при таком их переполнении выговориться просто необходимо. Тем более, когда сталкиваешься с такой стариной, почти с вечностью... Алекс заканчивает книгу о России, все больше углубляясь в ее древнюю историю, я – о кельтах и славянах. Для него на первом месте история души, для меня – душа истории. Вместе с двух сторон подбираемся к сердцу Европы.

Как удивительно точно Алекс увидел суть Руси. «Россия рождена реками, – сказал он, разглядев ее душу в текучей поэзии воды. – Течение рек диктует России ее историю. Течение рек несет ее с севера к югу. Ибо это движение есть движение самой природы, сочетаясь с ним, страна обретает судьбу». Если душа России в реках, тогда душа Арморики – это океан. И в движении ветра и морских течений обретение ее нелегкой, так же как и у России судьбы. Тогда рождение русской цивилизации в слиянии двух душ, морской кельтской и речной славянской. Если бы реки не питали бы океан, он бы со временем просто высох. Свежая славянская кровь вдохнула новую жизнь в кельтскую цивилизацию, но уже на севере и востоке Европы.

Обратный путь всегда более суетлив, чем его начало. Храмы и замки, замки и храмы. Одна из крепостей с редкой для этих мест приземистой статью удивительно напомнила нашу Староладожскую крепость. Останавливаемся на время в бретонской деревушке. Маленький кружевной как бретонский чепец, готический храм с яркой свежевыкрашенной красной дверью чем то напоминает космическую ракету. Церковь святого Колумбана. Вот он, давно ожидаемый ирландский след проявился и на этой земле. Феномен ирландского монашества известен и изучен достаточно хорошо. Можно сказать, что с их помощью наступил новый кельтский ренессанс в Европе. Ирландская кабинетная ученость вырвалась из тесных скрипториев и за два с небольшим века тихо и спокойно освоила континент. К IX веку по всей Европе уже было около пятидесяти ирландских монастырей и духовных миссий. Скоро их станет еще больше, после того как в Ирландию нагрянут викинги, внуки кельтского язычества. И начало этому движению кельтского христианства дальше по континенту, (это такой специальный термин, а не метафора) было положено в Бретани, которая к этому времени вновь стала кельтской. Уэльс и Арморика словно стали некими параллельными мирами, разъединенными морем - даже названия королевств у них совпадали какое то время. А какие названия вкусные – Домнония, Корнуай, Бро Варох. В житиях бретонских святых упоминается и граф винидов.

К сожалению, многие ученые до конца не осознают, насколько большую роль в движении народов играют природные катаклизмы и напрямую связанные с ними вспышки мистического сознания у людей. Любой катаклизм – это еще и гнев богов. Римскую империю разрушило не только нашествие варваров, но и резкое изменение климата в IV-V веках. Хорошо известная в геологических кругах Дюнкерская трансгрессия, то есть резкое похолодание с одновременным наступлением океана на сушу. Самый крупный катаклизм за весь так называемый исторический (то есть, письменный) период существования человечества. Сейчас нам, наверное, трудно представить себе солнечную Гасконь покрытой толщей льда, а Центральную и даже частично Южную Францию вместо виноградников и садов заросшую непроходимой тайгой. Изнеженные галло-римляне стали покидать свои усадьбы и виллы, а, главное, города. Но свято место пусто не бывает. На освободившиеся территории хлынули привычные к лесам и холоду франки и готы, вандалы и свебы. Каменная римская цивилизация сменяется деревянной. Придворный поэт нескольких франкских королей в период между 560 и 570 годами Фортунат писал по этому поводу: «Долой с глаз моих стены из паросского мрамора и камня. Я предпочитаю вам деревянные стены, сложенные нашим мастером. Его дощатый дворец возвышается до самых небес».

Франки и другие племена хлынули в Галлию еще и потому, что в Балтийском регионе стало тоже происходить нечто несусветное. Тоже наступление моря и резкое похолодание. Только одно дело понижение, скажем, в современной Франции температуры на несколько градусов, и совсем другое – на севере Европы. Во многом именно поэтому англы, саксы, юты и руги кинулись завоевывать Британию. Балтийские венеды стали двигаться в сторону будущей России.

А тут еще нашествие гуннов и аваров, подхвативших по пути славян, готов и множество других народов. Завертелось, заварилось в европейском котле плохо узнаваемое для античного мира этническое варево. Археологи, лингвисты и историки до сих пор не могут разобраться, кто есть кто. Разные народы обмениваются именами (или вождями), оружием, одеждой, украшениями, традициями. Одни людские потоки, нахлынув, быстро возвращаются обратно. Другие тихо и незаметно растворяются среди аборигенов, третьи образуют новые народы и государства.

Но есть одно необыкновенно существенное и качественно важное явление. Кельтская цивилизация из континентальной превращается в морскую. Римские дороги заросли тайгой. Моря и реки становятся основными средствами коммуникации. Северной Европе нужно добывать хлеб насущный, поскольку земледелие в приморских регионах Северного и Балтийского морей становится все более рискованным занятием. Остается одно – война, ремесло и торговля. И скоро в этом последнем занятии Север обгонит Юг. Тем более, что кельты всегда были торговым народом, в отличии от германцев.

Первыми признаками становления морской цивилизации становится перемещение племен с окраины кельтского мира, где, собственно говоря, только и сохранился кельтский дух. Особенно ярко это проявилось на треугольнике Ирландия-Британия-Бретань, где морские транспортировки, существовавшие и раньше, стали необыкновенно интенсивными. Вместе с купцами перемещались и самые неутомимые миссионеры – ирландские монахи. Они не зря торопились. В Британии и особенно на континенте начал возрождаться друидизм. В сознании людей христианский бог мог ассоциироваться с природными катаклизмами. Пора было возвращаться к старым верованиям, чтобы гнев древних богов окончательно не погубил их.

Удивительны инверсии языческого и христианского сознания, раздирающие души на две половинки. Но рано или поздно наступает сближение и душа на время успокаивается двоеверием. Язычество удовлетворяется бытовым, зато каждодневным уровнем. В храм, к христианскому богу ходишь в лучшем случае раз в неделю, подкармливать домового приходится ежедневно. Наиболее ярчайшим примером истинно кельтского двоеверия является Мерлин, чья душа была постоянно раздираема христианством и язычеством. Вот уж воистину человек границы дня и ночи.

Деятельность ирландских монахов в Европе беспрецедентна, так же как и принятие христианства в самой Ирландии. Борьба главного просветителя святого Патрика с язычеством напоминает борьбу колдунов – кто кого переколдует. Более сильным “колдуном” оказался Патрик и друиды признали его мощь, а значит и величие нового бога Иисуса Христа. Возможно, сыграл свою роль тот факт, что кельты в общем то склонялись к единобожию и что в кельтском пантеоне существовал бог с созвучным именем Езус (кстати сказать, жертвы этому богу подвешивались на дереве – не правда ли, знакомая аналогия с распятием?). Возможно, внутри жреческой корпорации произошли трения. Некоторые исследователи считают, что первыми приняли христианство и стали первыми церковными иерархами филиды, которым могло давно надоесть быть только “запоминающимися устройствами” при друидах. Кто знает. Во всяком случае первые кельтские святые и проповедники были похожи на друидов и внешне. Ходили татуированными, и к молитве относились как к заклинанию, а к посту – как к жертвоприношению. И строже монашества не было в Европе.

Но и друиды еще оставались. Во всяком случае, в Ирландии еще в X веке мы видим при королях и придворных друидов наряду с христианскими священниками. И даже уже христианнейших королей все же хоронят с оружием и регалиями: так, на всякий случай – вдруг не узнают, что он король там, наверху?

Вообще со святым Патриком ситуация очень интересна. Он родился в Бретани в Булонь-сюр-Мер, во всяком случае, по данным бретонской житийной литературы. Его отец служил в римской армии, а мать происходила из знатной галло-римской семьи. Мальчик был крещен, поскольку родители исповедовали христианство. Однажды ночью на селение напали пираты. Вся семья Патрика погибла, а он сам попал в плен и был продан в рабство мелкому ирландскому князьку в Ольстере. Его жизнь стала чередой унижений, страха, холода и голода. Но однажды к нему явился ангел по имени Победитель с арфой в руках и Патрик стал находить покой и даже удовольствие в своем одиночестве. Видя несчастия других людей, он решил обратить Ирландию в христианство. Однажды ночью ему приснился корабль, который ветер гнал к берегам Ирландии, и какой то голос стал призывать его вернуться на родину. Патрик проснулся и побежал к берегу моря, где он увидел точно такой же корабль, что привиделся ему. Корабль принадлежал купцам, плывшим в Бретань, и он уговорил их взять его с собой. Корабль был захвачен пиратами и Патрик опять был продан в рабство, но уже в Галлии. Когда ему исполнилось тридцать лет, он уже добровольно отправился в Ирландию, чтобы привести к христианству ее народ. Патрик вступил на путь борьбы с друидами. Он пришел в сакральную Тару, где находилась резиденция верховного короля Ирландии, и зажег свечи на кладбище для рабов в главный весенний праздник Бельтайн раньше, чем друиды разожгли священный костер, огонь Беля, который должен был загореться у королевского дворца, где собрались все вожди Ирландии на своих боевых колесницах. Король увидел слабый огонь святого и был возмущен святотатством – в Ирландии не смели возжигать огня, пока не загорится священный костер. Он захотел узнать, кто посмел нарушить запрет. Друиды стали умолять короля не разговаривать с Патриком, поскольку предсказывали, что если это произойдет, то святой подчинит себе всех, даже короля и друидов. Зря они это сказали, и тем самым еще сильнее разогрели любопытство короля. Встреча произошла. Несмотря на то, что король решил его казнить, Патрика выручила дочь главного друида по имени Дутак Бригитта, ставшая, впоследствии первой ирландской святой. Интересно, что такое же имя носила и кельтская языческая богиня. Так произошло еще одно смешение языческого и христианского культов, что, впрочем, очень характерно и для русского православия.

Интересно, что своеобразное кельтское христианство, основателем которого стал святой Патрик, оказалось очень похожим на раннее русское христианство. И тому есть свои причины.

Могила святого Патрика неизвестна. По преданию он поселился на одном из островов, где и умер. Так что возможно, что никакой могилы на самом деле и не было, поскольку хоронить святого отшельника было некому. Скорее всего, его останки покоятся в какой-нибудь пещере на одном из скалистых островов, которых так много вокруг Ирландии.

Деятельность ирландских миссионеров дотянулась и до славян. Первым их крестителем был в Альпах бретонец св. Аманд, ученик св. Колумбана. Интересно, что незадолго до миссии епископа Аманда к западным славянам, истощенным войной с аварами, явился спаситель, но уже мирской – купец Само, ставший первым славянским королем, вернее, как говорят средневековые хроники – королем винидов. Современные историки не сомневаются: Само был кельтом и язычником (возможно бретонцем) и торговал оружием. Важно отметить, что это первый случай призвания «варяга» в истории славянского мира, засвидетельствованный документально. И произошло это в 623 году. Само довольно быстро сумел создать славянскую империю, простиравшуюся практически от моря до моря, быстро развалившуюся после его смерти. Франкские анналы посвящают этому в высшей степени интереснейшему государственному деятелю несколько страниц – это при обычной исключительной скупости и сухости изложения. Пергамент был дорог.

Тема варягов – самая скользкая в русской истории. Сломано больше копий на эту тему, чем в реальности самими варягами. Историки разделились на норманистов и антинорманистов, наиболее четко определив свои позиции еще во времена Ломоносова. Варягов считали либо скандинавами, либо балтийскими славянами. Вместе с тем, как это часто бывает, истина оказалась совсем в другом месте.

Начнем со всем известного призвания Рюрика. Исследования замечательного российского историка А.Г.Кузьмина об этнической природе варягов показали, что имена легендарного Рюрика и его братьев Синеуса и Трувора кельтского происхождения, так же как и большинство имен послов и купцов, известные нам по Повести временных лет, куда включены были первые договора Руси с Византией. А вот чисто скандинавские имена отсутствуют. Есть имена, помимо кельтских, славянские, балтские, угро-финские, иранские. Получается, что вся верхушка древнерусского общества была, скорее всего, кельтского происхождения, а также что торговля на Руси была интернациональной еще в очень древние времена. Другой торговля попросту и быть не могла.

Что же касается варягов, то они гораздо раньше начала эпохи викингов известны под именем варангов или марангов в византийском обществе, причем изначально под ними подразумевались именно кельтские наемники. Не следует забывать, что в Малой Азии начиная с III века до н.э. компактно проживали кельты-галаты и даже, одно время, имели свое государство. Они издавна служили в гвардии византийского императора, поскольку кельты всегда были бесстрашными и умелыми воинами. Галаты бережно хранили свою культуру и язык. Впоследствии их сменили русы, которые также были кельтского происхождения, потом англосаксы (после завоевания Англии норманнами), и только с конца XI в. в императорской гвардии появляются первые скандинавы.

Интересно, что и само слово “варяги” оказалось кельтского происхождения. Еще Юлию Цезарю хорошо было известно кельтское племя варагры, контролировавшие в свое время альпийские перевалы. Племя, уже славянское, с названием вагры мы встречаем на юго-западной оконечности Балтики как ближайших соседей данов. Это племя франки считали самым воинственным из всех западнославянских племен и видели в них самых непримиримых язычников. В том же балтийском регионе обитали варины (позднее – варны), созвучные кельтскому племени морины (в и м взаимозаменяемы в кельтских языках). Вместе с тем это слово, как великолепно доказал А.Г. Кузьмин, в переводе с кельтского может означать выходцев из «сердца моря». Не зря тогда Балтийское море называлось Варяжским, как до этого – Венетским.

Вообще это отдельная и очень интересная тема – сравнение названий кельтских и славянских племен, а также имен, особенно княжеских. Имена верхушки древнерусского общества были не просто кельтского происхождения, они часто несли племенные названия. Так имя самого Рюрика может быть соотнесено с галльским племенем рурики или раурики, обитавшего во времена Цезаря по соседству с гельветами на реке Рур, а его брата Трувора с племенем треверов, живших по обеим берегам Мозеля. Может быть, это указание на конкретные кельтские племена, участвовавших в варяжском пришествии на Русь? Вместе с тем известно славянское племя рориков на Балтике, с их племенным центром городом Рериком, впоследствии называвшемся Старгардом. С другой стороны подобные имена хорошо известны на территории Бретани и Британии. Не менее интересно, что в те же годы (даже дата смерти совпадает) королем Северного Уэльса был Родри Великий, победитель датчан, монарх, объединивший более мелкие королевства в том числе Гвинед и... Рос. Любопытно, что на континенте его звали Рорик! И чем он хуже Рорика Ютландского, которого норманисты считают тем самым нашим Рюриком, хотя ко времени летописного призвания варягов ему должно было быть не меньше восьмидесяти лет. А у Родри Великого даже дата смерти совпадает с летописным Рюриком. Легитимность власти – вещь серьезная. Особенно в средние века, когда происхождение играло огромную роль, когда прежние касты становились сословиями. Поэтому предполагать, что королем или князем мог стать любой хороший рубака, по меньшей мере наивно. Особенно в кельтском архаичном мире. Власть короля была сакральной. На нее нужно было иметь право. От чистоты родословной зависела чистота и легитимность власти, а, следовательно, и реальный успех существования народа. И это несмотря на выборность королей и князей у кельтов и славян. Претенденты на этот титул должны были иметь на него право. И здесь тоже очень интересный момент: власть у кельтов и славян хоть и имела наследственный характер, она не переходила напрямую от отца к сыну, а к старшему в роду. Такой сложный вид наследования при многочисленности родственников царского рода требовал постороннего (народного) участия в определении легитимности претендента. Иной раз требовались проверки с использованием магии. Тогда арбитрами становились друиды или волхвы. Выборы короля или князя не были выборами в нашем понимании, когда претендент на роль президента или депутата дает в основном обещания народу. Выборы скорее выполняли роль неких общественных слушаний и консультаций для определения права претендента на власть. Интересно, что окончание имени Рюрика «рик» означает по-кельтски король.

Вообще Русий и Росий было немало в средневековой Европе. В Уэльсе и Шотландии мы знаем королевства с названием Рос и Росс. По ирландским сагам нам известны герои из рода Рос. Славянских Русий было еще больше. Их находят и на Дунае, и у Азовского моря, и в Прибалтике и на Дону ,и на Волге, и в Новгородской земле. Похоже их действительно было много, хотя, скорее всего, они были изначально кельтского происхождения и главным занятием кельтов-русов была международная торговля. Русы – воины и купцы (их даже хоронили по всей Европе одинаково, с оружием и весами) составляли своеобразную международную торговую корпорацию, ставшей предшественницей знаменитого Ганзейского союза торговых городов. И главными союзниками русов были славяне.

Сейчас считается практически доказанным, что многочисленные прибалтийские племена: руги, лугии, роги и т.д. – это русы. Не менее интересна ситуация с галльским племенем рутены, название которых нам хорошо известно уже по западноевропейским средневековым источникам, причем когда речь идет о Рутении - Руси. Заметим при этом, что чаще всего Русь называли Рутенией именно франки (французы). Предполагать, что они не знали о рутенах римского времени, вряд ли возможно. Значит они каким то образом знали о некой связи между этими племенами? И не зря французский король женился на русской рутенке Анне, дочери Ярослава Мудрого? Историческая память удивительная вещь – иногда она срабатывает на бессознательном уровне. Может быть, поэтому так тянется современная Россия к древней кельтской культуре, чьи народные песни и танцы находят неизъяснимое созвучие в русской душе.

Считается неоспоримым фактом немецкое влияние на нашего Петра Великого. Почему-то забываются весьма примечательные факты – воспитателем будущего наследника российского престола был шотландец Гордон, а первым российским канцлером опять таки шотландец Брюс, которого в народе считали чернокнижником и колдуном. Знаменательно, что оба происходили из древних королевских родов Шотландии. Масонство XVIII века пришло в Россию также напрямую из Шотландии, единственного оплота опальных тамплиеров, где их приорство, последнее в Европе, скорее всего попросту переросло в первую масонскую ложу. Интересно, что именно бретонские тамплиеры построили в Ванне точную копию своего иерусалимского храма, круглого в плане, что было традиционно для кельтской цивилизации так же, как культ мертвой головы, в поклонении которому обвиняла тамплиеров инквизиция. Чисто кельтская, между прочим, традиция – этот культ мертвой головы. Хотя и здесь вопрос с уничтожением этого могущественного ордена очень прост – нельзя быть богаче своего короля...

Окончание следует

___________________________________________

Сергей Цветков – историк, автор книги «Кельты и славяне», член Русского ПЕН-клуба.

 

Сайт редактора



 

Наши друзья















 

 

Designed by Business wordpress themes and Joomla templates.