№4 2006


Содержание


Александр Ковалев. Время пустых скворешен. Стихи.
Евгений Каминский. Деревья. Стихи.
Иван Зорин. Распятый по правую руку. Рассказ.
Дмитрий Каралис. Грустный июль. Рассказ
Иван Леонтьев. Питерский Гаврош. Рассказ.
Зинаида Такшеева. Кукушка. Рассказ.
Лев Мочалов. Я цену знал себе – служа стиху. Стихи.
Молодые голоса:
Петр Шабашов. Кляуза. Повесть
Анатолий Аграфенин. Улица Тундра. Рассказ.
Тревоги войны:
Виктор Югин. Кавказский узел. Очерк.
Евгений Лукин. Джаханнам. Поэма.
Олег Шабуня. На руинах Грозного. Записки репортера.
Андрей Распопин. Записки на шайтан-трубе. Воспоминания.
Запорожские гости:
Ярослава Невмывако, Анна Лупинос, Лорина Тесленко, Борис Ткаля, Ольга Лебединская, Игорь Литвиненко, Светлана Скорик. Стихи.
Карельские гости:
Тойво Флинк. Скрылась улица в тумане. Стихи. (перевод с финского Л.В. Куклина).
Голос минувшего
Лев Куклин. Эдинбургские скамейки. Рассказ.
Александр Новиков. Слово – Глебу. Очерк.
Анатолий Степанов. Пушкин и остальные. Заметки
Геннадий Морозов. Гений чистого бельканто. Очерк.
Владимир Полушко. «Повелели мы учредить». Статья.
Сергей Цветков. Весна в Арморике. Путевые заметки.
Елена Елагина. Художник Андрей Ушин. Эссе.

SnowFalling

Виктор ЮГИН

КАВКАЗСКИЙ УЗЕЛ

Очерк

Будучи народным депутатом Верховного Совета России, я был очевидцем некоторых событий, когда завязывался ытииский узел. Глубоко убежден: его завязывали два человека – два властителя, напрочь забывшие об ответственности перед народами и историей. Это Джохар Дудаев и Борис Ельцин.

Облет вокруг Москвы

Перебирая свой архив, я наткнулся на заметку, опубликованную в «Аргументах и фактах»: «Когда на рубеже 1990 – 1991 г.г. М. Горбачев принял решение закрыть проблему прибалтийского сепаратизма силовым методом, Б. Ельцин в ранге председателя Верховного Совета РСФСР предпринял срочную поездку в Таллин. Случилось это после гибели людей в Вильнюсе и в Риге. Поездка совпала по времени с решением горбачевского Политбюро послать спецчасти КГБ и в Эстонию. Человеком, который сделал невозможной посадку самолета с бойцами «Альфы» на военном аэродроме в Эстонии, был генерал Д. Дудаев. Им был сделан жест горца. Важный для гордого человека. Таким образом, президент Ельцин в какой-то мере обязан жизнью ныне опальному чеченцу. КГБ явно что-то замышлял против Ельцина. Доказательство тому – его тайный отъезд из Таллина не самолетом, а на машине через Ленинград».

Я вспомнил тот вечер. Из Ленинграда я улетал в Москву 13 января 1991 года последним рейсом. Ожидая посадки, я смотрел телевизионные новости – рассказывали о встрече Ельцина с руководством прибалтийских государств, о совместном обращении к мировой общественности с призывом осудить силовые действия Горбачева. По лицам чувствовалась не только усталость, но и испуганность. Пожалуй, один литовский лидер, как всегда, выглядел флегматиком.

Дежурная по залу объявила, что мы можем отдыхать около часа, ибо самолет задерживается минут на сорок. Около десяти вечера нас пригласили на посадку. В самолете, перечитав все газеты, я посмотрел на часы: странно, уже 90 минут мы были в воздухе. Пассажиры не проявляли беспокойства – большинство спало. Вышла бортпроводница и объявила: через двадцать минут приземляемся… в Пулково. Москва, мол, не принимает: сильный ветер, обледенела полоса.

Вернувшись в зал, позвонил домой, поздравил со старым Новым годом. Жена сказала, что звонила мне в Москву с тем же самым. Пришлось признаться, что я в Пулково после новогоднего облета столицы. Она пошутила: «Ты как Ельцин, облетевший статую Свободы».

В Москву мы снова вылетели через час. Перед самым отлетом знакомый дежурный мне назвал другую причину нашего возвращения: какие-то технические неполадки самолета, из-за которых он не мог сесть на московскую полосу. Провожая нас, он уверял: на этот раз сядем точно, правда, в другом аэропорту – Внуково, а не в Шереметьево.

В Москве, спускаясь по трапу, я не заметил ни сильного ытира, ни обледенелой полосы. Шел мягкий снег. Небо – звездный ковер! В душе затаилась тревога: что-то не так, причина нашего кружения в воздухе другая, связанная с пребыванием Ельцина в Прибалтике. Возможно, его ждали в Шереметьево заинтересованные лица из КГБ? Утром в Белом доме узнаю, что из Таллина он возвращался через Ленинград на машине.

Сегодня можно сказать: самолеты с «Альфой» не смогли сесть благодаря действиям Дудаева – его люди предупредили охрану Ельцина о нецелесообразности возвращения на самолете в Москву и помогли его отправке на машине. Почему так поступил Дудаев? Скорее всего, в чем-то симпатизировал Ельцину.

Горцы не напоминают о своей доброте никогда, если сам человек не вспомнит. Впрочем, так было и с Гамсахурдиа, который одним из первых поддержал Ельцина в борьбе с Горбачевым.

Застолье в Казбеги

Через день после прибытия в Москву из Таллина Ельцин срочно собрался на встречу с Гамсахурдия. Тогда в Грузии разгоралось пламя борьбы с Южной Осетией. Используя неудачную попытку Горбачева примирить Армению и Азербайджан в Нагорном Карабахе, Ельцин возомнил себя миротворцем и решил набрать политический вес.

Вылетали в Грозный без анализа положения в этом районе – было только желание примирить, «жить дружно». Группа была небольшой: Баранников, Ильюшин, Старовойтова, я, охрана, журналисты.

В аэропорту недолгий разговор с лидером Чечено-Ингушетии Завгаевым. Пожурив его за метания между Горбачевым и Ельциным, мы по Военно-Грузинской дороге, минуя каменные завалы, на БТРах добрались до Казбеги. Звиад Гамсахурдия уже ждал. К нам присоединился тогдашний президент Северной Осетии Галазов.

Переговоры шли долго и напряженно. Гамсахурдия не хотел признавать суверенитет Южной Осетии и Абхазии. Ельцин вначале настаивал, но потом, поняв, что его подход неприемлем для Грузии, добился лишь одного: Грузия и Россия уважают друг друга, а Южная Осетия и Абхазия оставляют за собой право называться, как хотят народы, а не как порой их именует официальный Тбилиси. Затем состоялось небольшое застолье. Звиад и Борис поклялись быть братьями навек, обнялись и облобызали друг друга.

На встрече я почувствовал какой-то особый настрой Завгаева и Галазова. Подумал: сегодня же ночью все будет известно Горбачеву. Именно Горбачев первым стал использовать механизм причастности автономий к общесоюзным проблемам на самом высоком уровне, стремясь таким образом приблизить к себе лидеров автономных республик и «вырвать» их из рук Ельцина. А лидерам это нравилось: они становились ближе к вождю, появлялась возможность оторвать куш побольше или продвинуться по должности с пропиской в Москве…

После выпитой бутылки грузинского коньяка мы из Казбеги вернулись в Грозный. На даче Завгаева. Устраивалось запоздалое пиршество. Уселись снова, и снова начались тосты. Руководил столом Завгаев. Я быстро сообразил: его цель – напоить Ельцина, который «поплыл» со второй рюмки. Уже заплетающимся языком он стал рассказывать, как правильно лепить сибирские пельмени, разделывать и жарить рыбу. Я шепнул сидящему рядом Ильюшину: «Виктор, пора остановиться. Скажи заключительный тост». Он посмотрел на меня укоряющим взглядом: «Ты что, скандала захотел? Теперь его не остановить». Я поискал глазами главного охранника Коржакова: «Шеф устал, поспать бы?» Он также шепнул мне на ухо: «Уже поздно». Я долго крутил в руках рюмку с коньком, затем поймал внимательный со смешинкой взгляд Завгаева. Встал, попросил слова.

Сославшись на усталость нашей группы и особенно Бориса Николаевича, я высказал щедрое русское спасибо. Завгаев «расстреливал» меня в упор своим острым и умным взглядом. Закончив говорить, я сел.

Встал Завгаев: «Борис Николаевич, у вас хорошая команда. Он правильно сказал об усталости, видимо, действительно пора отдыхать». Меня не волновала оценка Завгаева. Главное, я понял его замысел. К моему удивлению, такому повороту дел обрадовалась не только охрана, но и журналисты, которые, оказалось, ничего не ели с утра. Жуя бутерброд, ко мне подошел Коржаков: «Ну, ты даешь, мы не можем себе позволить этого».

«Берите суверенитета, сколько проглотите!»

Вторая встреча с Завгаевым состоялась в Грозном в ходе президентской гонки, которая разворачиваясь на просторах России в 1991 году. Это было время, когда вовсю шла суверенизация республик всех рангов в соответствии с законом Верховного Совета СССР от 26 апреля 1990 года. В нем черным по белому было написано, что субъектами СССР являются все автономные республики! Их поднимали на уровень союзных. Отсюда пошел весь этот бред суверенизации, который, естественно, наносил удар по коренной России. Ее области и края опускались до нижнего уровня в своих политических и экономических интересах…

Первый заместитель Председателя Верховного Совета России Руслан Хасбулатов (в то время правая рука Ельцина) первым из политиков «раскусил» заговор Горбачева против целостности Союза. Могла ли мощная Украина или Казахстан считать себя на равных с Мордовией или Чувашией? Возникал и еще один вопрос: а где Россия? Что она собой представляет? Коллективный орган автономий? А Краснодарский край? Как быть Ленинграду? Красноярску? Кто от них будет представлять органы управления? Вопросов возникало больше, чем ответов.

И вот 12 марта 1991 года в интервью газете «Известия» Хасбулатов высказался по этому поводу: «Нельзя допустить превращения единого Российского государства в некую аморфность. Товарищи внушили себе какую-то иллюзорную идею о том, что можно быть полностью самостоятельным государством, находясь внутри другого государства. Ну, что ж, давайте теперь в каждом маленьком таком образовании создавать свои министерства обороны, министерства иностранных дел, свои таможни, деньги выпускать. Об этом подумать даже нелепо. Тысячу лет до нас создавалась Россия, и мы не имеем права разваливать ее. Да и люди в огромной своей массе нам не позволят это сделать. В моей родной Чечено-Ингушетии, насколько я знаю, так рассуждают многие. Кучка руководителей, которая вчера жесточайшим образом угнетала свой народ, который был депортирован и, тем не менее, не помышляет даже об отделении от России, – вот эта кучка партократов оседлала национальную идею и пытается вбить клин между российским руководством и Чечено-Ингушетией».

Однако предупреждение Хасбулатова осталось мало кем замеченным. Разве что Ельциным, который, угадав ход Горбачева, уже сам закусил удила и на встречах в автономиях бросал налево и направо: «Берите суверенитета, сколько проглотите!» Желая переиграть Горбачева в щедрости суверенизации, он в то же время не хотел оставаться только с областями и краями России, где особого веса не имел. Ельцин выбрал третий путь – популистский! Говорил то, что тот или иной народ хотел слышать.

За столом Президиума Верховного Совета Чечено-Ингушетии мы сидели втроем: Ельцин, Завгаев и я. Старовойтова вышла подышать свежим воздухом. В зале находились и представители казачества. Встречу открыл Завгаев. Он рассказал о положении в республике, о ее проблемах. Упомянул о принятом Законе от 26 апреля, высказал точку зрения, что такой закон вполне отвечает чаяниям его народа. После этих слов я заметил, как казаки начали переглядываться, ерзая на стульях. Занервничал и Завгаев, зная о некоторых волнениях в станицах, выступлениях против их дискриминации.

Ельцин, положив руки на стол, неуклюже их мял. Он не мог найти выход из ситуации: нужно поддержать Завгаева, переплюнув Горбачева, и хочется защитить казачество. Вошла Старовойтова и что-то прошептала ему на ухо. Он кивнул. Я попросил слова и начал с вопроса:

– Вы говорите: республика в «завале», медицина на последнем месте в Союзе, малые капвложения. Став самостоятельной, как она сможет себя поднять?

– Очень просто, – ответил Завгаев, – деньги будем получать напрямую из союзного бюджета.

– Это с деньгами. А как с ответственностью? Сможете стоять перед народом не на трибуне, глядя ему в глаза? Не боитесь?

– Отчитаться можно всегда.

– Свобода, суверенитет имеют и обратную сторону – ответственность за состояние республики, – парировал я.

Видимо, оба президента впервые почувствовали важность этих слов.

– Конечно, мы подготовим закон о федерализме, – начал Ельцин, уже обращаясь к Завгаеву, – он органично войдет в обновленную Конституцию России. Но и защитим казачество специальным законом.

Его ответ как-то охладил пыл Завгаева, а казакам дал определенную надежду. Через несколько минут мы попрощались и направились на улицу. От Старовойтовой узнали, что выход блокирован грозненцами: они хотели высказать Ельцину все наболевшее. Стоявший невдалеке гаишник принес мегафон, и Ельцин блестяще провел атаку на центр, импотентный Верховный Совет Союза и тонущего в роскоши Горбачева. Площадь кричала ему «ура!»

Дальше путь нашей команды лежал во Владикавказ. Город «дышал» социализмом с его затхлостью и пылью. Транспаранты, лозунги, портреты Ленина и Горбачева перемежались с перестроечными призывами. Северная Осетия уже чувствовала себя не столько автономией, сколько суверенной республикой. Ельцин ехал сюда с одной целью – агитировать осетин за свою кандидатуру на предстоящих выборах президента России. Он должен был «сорвать голоса» на открытом общении с народом – здесь, прямо на центральной площади. Поэтому шел на все: осудил действия Тбилиси в Абхазии и Южной Осетии, забыв о вчерашних поцелуях с Гамсахурдия, обещал поддержать южных осетин в противостоянии с Грузией. Распорядился осуществить передислокацию военных частей Западной группы войск сюда, на укрепление Пригородного района – давней спорной территории с Ингушетией, а также выделить несколько десятков миллионов рублей на их обустройство и оказание помощи беженцам из Южной Осетии. Снова крики: «Ура!»

А через пять часов, выступая уже в Назрани, на таком же многолюдном митинге, он провозгласил, что репрессированные ингуши и чеченцы должны возвратиться на земли своих предков. Для горцев эти слова являлись вроде клятвы на Коране. Площадь скандировала: «Ельцин, Ельцин!» А когда он поддержал обращение «народофронтовцев» Ингушетии об отделении от Чечни, заплясала вся площадь. Нужно было видеть Завгаева: он был подавлен и унижен. Причин для подобного заявления не было, хотя в Чечено-Ингушетии ощущалось некоторое превосходство чеченцев над ингушами. Но Ельцин поступил как всегда: сказал, а что потом – разбираться всему миру.

Покидая Кавказ, я размышлял над итогами поездки. Волновало два фактора. Ельцин, идя к президентскому креслу, уже начал предавать Гамсахурдия. Вспоминались обоюдные клятвы, лобызания, подарок Звиада – серебряная сабля. Во-вторых, тревожило абсолютное бесстыдство Ельцина перед чеченцами, ингушами, осетинами, перед всеми горцами. Ведь он заранее знал, что ни одно из данных обещаний не выполнит.

Я понял, что моя прошлогодняя аналитическая записка осталась без внимания. Суть ее была следующей: на Кавказе уже давно зреет вспышка. Кавказцы возвращались к своим родным местам, откуда сорок лет назад их увезли насильственно. Им давали гроши за унижения и травлю. Теперь с приходом демократии предстояло «выплатить» им долги – материальные и моральные. Но горцы больше дорожат моральным, чем материальным. Возможно, оттого, что первое они могут осуществить сами, а вот второе – только с помощью Москвы. Мой совет Ельцину был таков: отказаться на время от популистских поездок к шахтерам, рыбакам Камчатки, а провести десяток дней на Кавказе, объездить все здешние республики, повстречаться со всеми старейшинами, лидерами всех движений, авторитетными людьми. Потом можно было сделать анализ положения, создать совет горцев и постепенно сообща решать острые проблемы. Если этого не произойдет, то в России случится то же самое, что и в Союзе – кровь, как в Прибалтике, Молдавии, Нагорном Карабахе… Увы, моя записка осталась «под сукном».

Царь всея Руси

12 июня 1991 года прошли выборы президента России. Расклад среди горцев вышел таким: за Ельцина проголосовали 99 процентов ингушей, а чеченцы и осетины – от 10 до 2 процентов. Было от чего задуматься. Первые поверили ему как спасителю их истории и народа. Вторые четко взяли курс на Горбачева, уже считая себя союзными республиками под руководством Завгаева и Галазова. В событиях августа 1991 года результаты поддержки Ельцина здесь были такими же.

В Чечне появляется генерал Дудаев, сменив сбежавшего в Москву Завгаева. Провозглашена республика Ингушетия. Галазов, оставаясь на своем посту, стремится все больше «заглотить» финансовой помощи, требует строительства военных городков для частей, которые еще находятся в Германии. Решением своего Верховного Совета он создает национальную гвардию. Это что-то новое. В автономии – и гвардия? Его примеру следует Дудаев. А почему и нет? У Галазова была тайная мечта отделиться от России, соединиться с Южной Осетией и создать суверенное государство Аланию. А чем Чечня хуже Осетии? Соединяться ей не с кем. Больше того, из нее уже выделилась Ингушетия. Значит, задача проста: стать суверенной и прекратить вмешательство центра в «семейные» дела чеченцев. Для этого тоже необходимы армия и деньги. Армия должна быть чисто национальной, а деньги можно быстро копить, поддерживая не столько производственные дела, сколько криминальные структуры. Только так можно быстро сплотить вокруг себя дельцов, дав им обогатиться и потом брать с них дань. Здесь сценарий ничем не отличается от российского.

Уже тогда чеченцы почувствовали, что дальше они могут надеяться только на себя, а для этого требуется армия, подобная той, что уже действовала в Северной Осетии, да и в Южной тоже. Ведь позднее выяснилось: часть финансов шла не народу Северной Осетии, а на вооружение Южной, ведущей жестокую борьбу с режимом Гамсахурдия, и для группировок, устраивающих постоянные провокации в Пригородном районе для запугивания ингушей.

Кровь в России началась не в Чечне, а в Ингушетии в 1992 году, когда на подавление междоусобной вспышки были брошены военные, которым давалась команда «прочесать» Пригородный район танками, а, дойдя до границы с Ингушетией, пропустить вперед гвардию Северной Осетии, за которой шли мародеры. Район был стерт с лица земли.

Вот отрывки из моего фронтового дневника.

«Осетия хорошо вооружена не только стрелковым ытиием, но и бронетехникой. Руководство отдавало команды арестовывать ингушей, работающих во Владикавказе или живущих там. К ним приходили задолго до конфликта, как в сталинские времена, ночью уводили всю семью, раздельно, в разные лагеря. Решалась одна задача – выдворить всех ингушей из города.

Фатима Гандолоева рассказывает: была суббота. У солдат-осетин уже были адреса ингушей. Взламывали двери, выгребали все. С девочек срывали кольца. В подвал привезли женщин – на двух «Икарусах». Хлеб, молоко давали только за деньги. Насиловали девочек на глазах матерей.

Бункер в Мадоге содержит 450 человек. Все лежат на бетонном полу. Постоянные избиения, оскорбления. 6 ноября посещаем Чермен, Дачное, Октябрьское. Полная разруха. Пронесся снарядный смерч. Гуляет свободно скотина, еще не понимая, что хозяйки нет. Ей здесь появляться нельзя – могут «снять» снайперы.

У нас скапливаются сведения: в Сунже – 400 заложников, Майрамадаге – 200, на улице Транспортной – 200, в штабе ополченцев – 15, в городском тире – 66, на стадионе «Спутник» – 600 человек.

Евдокия Ткач говорит: здесь подставляют русских солдат. Гуманитарная помощь идет в Осетию. Власть забывает, что здесь живут и русские.

ытии Дарсигов сообщает: на Южный Редак брошено 43 танка под российским флагом. На Тарское и Онгуш готовятся танковые атаки».

Под станицей Ассиновской армия остановилась. Стала окапываться, мостить брустверы, разбивать полевые кухни. Чечня ощетинилась тоже: выставила танки и дальнобойные пушки. Много чеченцев, вооруженных автоматами и гранатометами.

Вечером, уже в Назрани, мне становится известно, что на двенадцатый день войны сюда пожаловал первый российский чиновник. Следовал он неизвестной дорогой под прикрытием шести БТРов. Это был Гайдар – первый вице-премьер. Он вкатился в кабинет Аушева, словно румяный колобок, кажется, только что из печки.

Гайдар уселся во главе длинного стола, рядом Аушев и я. С одной стороны чеченцы, с другой – ингуши. Все обеспокоены неожиданным походом армии, пронизавшим всю Ингушетию. Ингуши, только что пережившие погром в Пригородном районе, снова подверглись нашествию. Чеченцы вообще ничего не понимают: то ли устанавливается граница с Ингушетией, то ли армия идет на взятие Грозного?

Доложил Аушев: «Первостепенные задачи – обмен заложников, захоронение трупов, гуманитарная помощь, процесс изъятия оружия, федеральное управление Пригородным районом, роспуск Национальной гвардии Северной Осетии, четкое определение рубежа армии перед Чечней».

Гайдар, привычно чмокнув, что-то лопочет: состоится, мол, отвод войск от Ассиновской километров на пять-десять. Освобожденная территория не должна заниматься никем. Вопрос о «спорных» территориях отныне убирается и не упоминается. Затем берет карту и тыкает пальцем на реку у поселка Барсуки: «По-моему, здесь должна пройти граница с Чечней».

Чеченцы одобрительно кивают головой. Я пишу ему записку: «Не будь землемером!» Ведь от Барсуков до Назрани три километра. Как республика Ингушетия тогда просто не существует. Гайдар мнется, причмокивая. А затем выдавливает: «Давайте с границей не будем торопиться».

На этом встреча с вице-премьером закончилась. Гайдару посоветовали возвращаться не объездной дорогой, а через Чермен, чтобы увидеть своими глазами, что натворили там военные. Его охрана проявляет явное неудовольствие. Уже при выходе женщины набрасываются на Гайдара, сбивают шапку. Он как-то увернулся, вскочил в БТР, который с визгом рванул на объездную дорогу.

Однако начало осетино-ингушской бойни не стало тогда искрой большой войны. Она тлела уже давно в Чечне не без участия московских властей. Тлела и другая искра, но уже в Москве – против всенародно избранного Верховного Совета России.

За полгода до танкового расстрела демократического парламента в октябре 1993 года Дудаев писал Ельцину: «Хочу предложить вашему вниманию для серьезного анализа прогностические результаты референдума и постреферендую стратегию действий. Если выбирать из двух зол, то наименьшее мне видится в роспуске Верховного Совета и назначении выборов парламента с одновременным проведением референдума по принятию новой Конституции в сентябре 1993 году».

Дудаев имел право давать такие советы Ельцину: они оба были диктаторами! Все это он уже проделал у себя в Чечне под негласным оком российского президента. Его опыт изучили побывавшие в Грозном Бурбулис, Грачев и другие «специалисты» по государственным переворотам.

Сегодня кровавые дела на Кавказе завязаны мертвым узлом. Люди раскололись этнически. Тысячи убитых, обездоленных, брошенных – русские, чеченцы, мирные жители и солдаты. Кто ответит за это?

Был небольшой камерный вечер. Собрались приближенные Ельцина. Примой блистала одна певица. Ельцин был в восторге. Захмелев, он потянулся к ней, маня к себе пальцем. Актриса сделала вид, что не понимает этот жест. Тогда Ельцин пригрозил:

– Ты что, царю не подчиняешься?

Она не подчинилась.

Он повторил:

– Противостоишь царю всея Руси?

Она противостояла.

К сожалению, тогда среди наших «силовиков» не оказалось никого, кто был бы способен противостоять Ельцину так же, как эта гордая русская женщина.

Виктор Югин – прозаик, публицист, автор книг «Государственный пирог за 16 франков», «У каждого свой крест» и других, член Союза писателей России.

 

Сайт редактора



 

Наши друзья















 

 

Designed by Business wordpress themes and Joomla templates.