ТРЕВОГИ ДИКИЕ ВОЙНЫ |
АННАЛЫ
ТРЕВОГИ ДИКИЕ ВОЙНЫ
Кавказ издавна считается ахиллесовой пятой России, как ахиллесовой пятой мира считается Ближний Восток. Причина везде одна: сложность мирного, толерантного сосуществования языков, культур и религий на небольшом куске пространства. В связи с этим вспоминается притча, некогда рассказанная замечательным дагестанским поэтом Расулом Гамзатовым. В библейские времена, когда Бог пролетал над Кавказом, мешок с наречиями, влекомый Его десницей, зацепился за острый пик Эльбруса и порвался – наречия рассыпались по горным ущельям. С тех пор на Кавказе почти каждый аул имеет свой язык, а то и свою религию. Августовская революция 1991 года привела к очередному распаду многовековой империи. Призыв номенклатурного лидера этой революции («берите суверенитета, сколько проглотите!») послужил последним толчком к вспышке националистических настроений, в том числе и в кавказских республиках. А танковый расстрел российского парламента в 1993 году убедил того же номенклатурного лидера в возможности решения сложных политических проблем силовым путем. Первая кавказская война (1994-1996), обусловленная открытыми боевыми действиями, была овеяна неким романтическим ореолом «борьбы за независимость». Тогда чеченские сепаратисты имели мощное лобби в российской правящей элите и некоторых средствах массовой информации. Впрочем, такое уже бывало в истории нашей страны. Еще Михаил Лермонтов в стихотворении «Валерик», обращаясь к представительнице столичной знати, саркастически отмечал:
Но вам, конечно же, смешны Тревоги дикие войны…
Исход подобной войны был предсказуем, и мирные хасавюртовские соглашения лишь засвидетельствовали мужество генерала Александра Лебедя, не пожелавшего и далее превращать солдат в кровавое пушечное мясо, а русско-чеченскую бойню – в циничный способ обогащения тогдашней правящей элиты. Однако, получив фактическую независимость, сепаратистское руководство Чечни в своих дальнейших планах руководствовалось агрессивной идеологией ваххабизма и исповедовало создание исламского Халифата на территории России – от Дагестана до Татарстана. Поэтому стало неизбежным нападение боевиков на Дагестан в 1999 году, что напрямую спровоцировало вторую кавказскую войну. Она определялась кратковременным характером открытых боевых действий, переходом на сторону России духовного лидера сопротивления муфтия Ахмада Кадырова и последующей «чеченизацией» конфликта, приведшей к силовой локализации боевиков и ответным террористическим вылазкам отчаяния. Очевидно, что сегодня эти вылазки будут спорадически продолжаться, пока разгромленный чеченский сепаратизм не перестанут тайно поддерживать внешние силы, недружественные России. Все вышесказанное имеет прямое отношение к публикуемым текстам – конкретным свидетельствам упоминаемых исторических событий. Писатель Виктор Югин, депутат того самого расстрелянного парламента, в своем документальном повествовании подробно рассказывает, как завязывался этот кавказский узел. Поэт и офицер Евгений Лукин, будучи участником первой кавказской войны и последующих хасавюртовских событий, в своей поэме «Джаханнам» (ытииены означает ад), написанной непосредственно в Грозном, рассматривает эту войну как русско-чеченскую трагедию, которая может быть преодолена лишь на пути консолидации общих религиозных начал, гуманистических по своей сути. Журналист Олег Шабуня, тогда же побывавший в Чечне, в своих заметках «На руинах Грозного» фиксирует не только бытовые стороны первой кавказской войны, но и негативную настроенность военных к столичной элите олигархического толка. К слову, тогда в российских войсках, покидающих Чечню, был популярен призыв: «Танки на Москву!» Все – от солдата до генерала – понимали, что причины и войны, и поражения кроются в новой олигархической власти России. Иными мотивами пронизаны «Записки на шайтан-трубе» офицера Андрея Распопина – участника второй кавказской войны. По понятным причинам здесь уже нет описания открытых военных столкновений, зато присутствует откровенный реализм существования на грани войны и мира, когда на дворе вроде бы мир, а за углом вроде бы война. Все это говорит об одном: войну развязать легко, а вот обустроить мир куда труднее. И еще – о музах, которые будто бы молчат, когда говорят пушки. В действительности на войне голос муз заглушает грохот пушек. Ведь побеждает тот, кто сильнее духовно, а не тот, кто сильнее физически. Большинство публикуемых текстов так или иначе соотнесены с поэзией. И, если Евгений Лукин выразил свои размышления о трагических событиях непосредственно в поэтико-философической форме, характерной для творений Хомякова, Тютчева и Соловьева, то Олег Шабуня предпочел завершить заметки безыскусными стихами, которые отразили моменты происходящего, а Андрей Распопин вообще ввел рифмы прямо в ткань своего несколько иронического повествования, тем самым придав запискам некий фольклорный оттенок.
Редакция
|