МОЛОДЫЕ ГОЛОСА

Сергей БЕРСЕНЕВ

ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА

1

«Пол шестого утра или вечера?» – спросил Полмер, набрав первый пришедший в голову номер телефона у охрипшего (видимо, от неожиданности или сна) голоса. «Вообще-то утра!»– взвизгнула девушка.

Все вставало на свои места. Тикали часы, красивая женщина вздыхала во сне на подушке, из-под одеяла, которым Полмер ее, видимо, укрыл пять часов допреж. «Не все запишешь, что приходит в голову!» – внутренний голос водил рукой Полмера по бумаге в клетку. «Но все, что приходит в голову, стоит записывать, а тем более читать, в смысле, печатать для того, чтобы читатели…»

«Не успеваю за собой!» – вздохнул Полмер и перевернул страницу.

2

Здравствуйте, меня знают все – от Брокгауза до Эфрона, от женщины до мужчины, от пролива до Лаперуза, от смешного до коричневого, от Редеди до 10 апреля каждого года. «А почему каждого года?» – спросит любой, кто не знает, кто такой Редедя. Но я, Полмер, отвечу, как часовой, что 10 апреля каждого года – день рождения одной девушки, которая знает, что говорит, а если она говорит, можно быть уверенным, что она – то, что любит… Ну а Полмер – неудачно вымышленное имя реальности, ну а реальность знают все от Брокгауза до (см. выше) знают, но каждый по-своему. Смешно вам смеяться, зло злиться, пельмени пельменить. «Дай мне мою сигарету, пожалуйста!» Автобиография и подпись – Полмер.

3

Набирая номер телефона справочной службы, чтобы узнать номер ТЛФ английского консульства, Полмер вспомнил, как он ходил в пункты обмена валюты, смотрел справочники «Современные деньги мира», спрашивал у пьяных собутыльников, довольных тем, что у них спрашивают такой серьезный вопрос, почти вспоминая, как он, видимо, вчера вечером украл бутылку растительного масла «Русь» из кладовой кафе (куда приходят не только поклонники РУБОП и ФСБ, но и сотрудники английского консульства), потому что пластиковая бутылка масла была уже в холодильнике, который он отключил, так как холодильник не отключается автоматически.

«Нужно сегодня масло вернуть, откуда украл!» – подумал Полмер, выпив уже остывшего чая или чаю. «Снова занято!» – не заметил Полмер, в очередной раз набирая номер ТЛФ справочной службы, чтобы узнать номер же ТЛФ английского или хотя бы американского консульства с целью узнать номер ТЛФ для того, чтобы устроить детскую викторину «Как мы знаем и любим Англию» (в скобках – Америку). А телефон консульств ему нужен был не для того, чтобы узнать, кто собственно изображен на 1000 фунтовой купюре. «Виктория, королева…» – вздохнул Полмер. «А на 1000 долларовой хотя бы купюре кто?» – подумал Полмер и почему-то посмотрел в зеркало.

4

«Слишком много междометий и союзов было вчера!» – поморщился Полмер. Союз филателистов. Союз сборщиков хмеля. Союз междометий. Союз Дон Кихота и ветряных мельниц. Союз банальностей, который больше всего угнетал Полмера. «Ух, ай, ох – междометия или союзы?» – растерялся дантист, когда пациент ему это высказал, смеясь или плача, во время «Кэмэл трофи», где они были участниками финального заезда. «Блад, свит энд тиарс», – пошутил Полмер, глядя на них по эту сторону экрана телевизора. Союз бетона. Междометия бекона. Тело Мальвины.

«А куда подевали шерсть пуделя, когда его постригли?» – спросила у родителей пожилая 15-летняя девочка, когда вернулась с дачи. «Когда, когда?» И это уже не вопросы, а союзы, если они в одной строке. Полмер не понимал ничего, записывая все это. Сарацины, мамелюки, тамплиеры и Шурочка Домонтович. Она была его любимой женщиной. «Александра Михайловна Коллонтай. Не болтай!» – говорила она ему, будучи первым послом-женщиной в Швеции-Норвегии, а чуть позже в Мексике. «Друзья, прекрасен наш союз!» – говаривал один человек не только в день своего рождения 6 июня, но не только у него в этот день – день рождения, если разделить 6 миллиардов на 365.

«Главный энергетик включит медный рубильник и ток все быстрее и быстрее побежит по проводам!» – передразнил кого-то Полмер и выключил свой рубильник. Выключил и уснул. Ему приснился сон, которого он никогда не вспомнит. Сон, в котором ему 5 лет и они с отцом ходили в общественную баню, а после бани пили газированный лимонад. Отец сказал: «Не люблю – отдает в нос». Полмер не понимал – почему, и пил вкусный газированный лимонад.

5

На вопрос – «Сова?», сова отвечала: «Бу?», «Угу!» – короткий диалог не очень известных персонажей Бу, Ибу и Угу рассказали, перебивая друг друга, Чиветта и Алёкко, известному Полмеру, когда он пытался все это представить, когда итальянцы по-французски спрашивали у грузина «Как дела?», а он пытался ответить на немецком, но не мог и говорил, краснея: «Угу!». «Далёккое Марокко – даже и там знают, что ответить на вопрос «Сова!» – шептал Полмер, когда ему дали общий наркоз, чтобы сделать трепанацию черепа. «Не будем трепать череп!» – скаламбурил Полмер, и патологоанатом выключил визжащую пилу, но незаметно для проверяющего плюнул на его лакированный ботинок. «Куда Вас несет?» – спрашивал Алёкко, переводя с французского, Чиветту, она отвечала «Сова!». «Где здесь смысл сюжета?» – бился в пейсах Полмер, обращаясь не к патологоанатому, а к проверяющему и разглядывающему себя в другом не заплеванном лакированном ботинке, пытаясь понять от чего болит голова, если ее не очень сильно зажать в тиски.

Смеркалось.

6

Проще простого, зеленее красного, деревяннее дуба, смешнее кислого, тяжелее пепла, суше отвислого, квадратнее прически, не оттопырив не измеришь, запас кармана тоньше волоса, на который привязан таракан, если он не убежал, то его можно покрасить темперой – она сохнет быстрее быстрого, суше капризного, длиннее лампочки, а запятая не повод, чтобы продолжить предложение, которое сморщило…

Полмер порвал 28 страниц такой казалось бы бессмыслицы, пожалел и начал снова.

Проще простого, зеленее синего, смешнее дуба, деревяннее кислого, тяжелее отвислого, квадратнее пепла, не оттопырив прически – не чихнешь, тоньше кармана запас волоса, а таракан здесь не причем, даже если его покрасить темперой, даже если она сохнет быстрее быстрого, длиннее капризного, суше лампочки, а предложение не повод для запятой, которая сморщилась…

Полмер сжег 28 листов такой, казалось бы, бессмыслицы, пожалел и начал снова.

Проще простого, синее зеленого, дубее смешного, кислее деревянного, отвислее тяжелого, пеплее квадратного, чихнешь, но прически не оттопыришь, карманнее тонкого волосяной запас, а у таракана прическа покрашена темперой, которая сохнет быстрее, если он бежит от домашнего тапочка, а повод не запятая для предложения.

«Мне думать незачем! Я все-таки дворник, а не Жорес Алферов!» – капризно выругался Полмер, и сжег, что писал и думал.

7

Но передумал, а если премия Нобеля или Братьев Гримм за изобретение нового динамита без запаха, веса и взрывной волны специально для Чечни и Израиля, чтобы взрывалось, но ничего не разрушалось, и никого не убивало, а только тех, кто хочет разрушить и убить меня, Полмера, даже здесь, на этой странице и в этой строке, бегущей как в аэропорту Тель-Авива или Бийска, куда Полмер отправлял 4 железнодорожных контейнера книг, давно, когда еще там читали, но наводнение размыло железную дорогу, и уже было бессмысленно отправлять книги и даже тушенку. «Только Авиа!» – строго сказал Шойгу. «Собаки на лежанках, а дети на руках» – поправил Полмер товарища или господина Рушайло. Все плакали. «А если это не ветер?» – глядя на запад, говаривали бискайские пираты, поправляя кто кожаную повязку на глазу, кто левую деревянную ногу, кто бандан. А их капитан не говорил ничего, думал: «Как там, в трюме, динамит? Сможет ли Полмер закрыть своим телом все 12,5 тонн, если крысы, перекусывая бикфордов шнур, высекут искры?» «Смогу! – успокаивал сам себя Полмер. – Ведь придумал же я динамит без веса, запаха и взрывной волны, вот только премию Нобеля недополучил».

8

Однажды, не позднее поздней весны этого года.

Полмер пошел в баню, потому что у него в коммуналке отключили воду, о чем заранее были предупреждены объявлением, приклеенным на дверь с подписью «мастер РЖУ № 9 В.Д. Меркин». Полмер аккуратно выключил телевизор, дослушав новость о наводнении в Якутии. «Какой ужас!» – подумал он, и его слезная железа левого глаза выделила капельку воды. Оделся, взял п/э мешок с банным з/п частями для чистки и смазки кожно-волосяной оболочки своего организма и успокоения расходившегося от волнения психического механизма. И, почти не насилуя шарнирный и замочный механизмы, закрыл дверь. Постоял в коридоре, глядя на б/у веник соседа, который висел поодаль от его комнаты, но рядом с туалетом. Висел, собственно, не сосед, к сожалению, а его веник б/у. «Большой учиститель!» – шутил Полмер. И действительно, когда он сидел в туалете, иногда ощущался запах осеннего леса и, наоборот – в коридоре запах из туалета, видимо, постоянно поглощался поверхностью хорошо просушенных березовых листьев. Полмер помялся у двери соседа, стесняясь спросить разрешения взять веник, хотя и был аргумент недюжинной логики, мол, он его не сильно будет мочить в плохой воде общественной бани мужского отделения четверга, т. к. в этот день помойка одного человека стоила значительно дешевле. Полмер помялся, помялся и почти решительно взял веник так, без спросу, взял и пошел в баню. В четверг не позднее поздней весны этого года.

9

«Пятница – тяпнется!» – пошутил Полмер. В кругу друзей, вечером в пятницу. Рассмеялись все. Пиво. Досуг. Шутки. Только Василий с фамилией Свидригайлов по кличке Пятница нахмурился и спросил, обращаясь ко всем: «Лучше дать маху или дуба?» «Лучше дать дуба, чем маху!» – не задумываясь, ответил Полмер.

Пиво. Досуг. Шутки. Понедельник. Церковь. Гроб. Свечи.

«Понедельник начинается в пятницу», – прошептал Полмер, целуя бледный лоб Свидригайлова. Моисей Мах плакал, не скрывая слез. Накрапывал дождик.

10

Сегодня, гуляя по Английской набережной, Полмера прищемило воспоминание о детях, которых он помнил: Мандалцецег – монгольская девочка, которая долгое время переписывалась с его младшей сестрой, присылая письма с красивыми почтовыми марками «Монгол Шуудан», незнакомая девочка лет пяти, обращаясь к женщине и показывая на витрину: «Мама, Мама! Беременная Барби!», два мальчика, склонившихся над мертвым голубем на дороге: «А может быть, он пьяный был?!», красивый мальчик в матросском костюмчике на вопрос взрослых, как тебя зовут, отвечал: «Убью, шкуру сдеру, сдам!», другой мальчик говорил, пришедшим в гости к его родителям, влюбленным: «Что вы сидите, как осел и обезьяна?!» и «Девочка, как тебя зовут?» «Меня зовут Белла, так звали мою бабушку, а все называют меня Чуча, но я бы хотела, что бы меня называли Сандра».

Так гуляя по Английской набережной, Полмер остановился у роскошного дома Вон-Лярлярского, соученика М.Ю. Лермонтова, русского Дюма, ныне забытого, теперь там психоневрологический диспансер. Остановился и закурил. Сегодня 1 июня – день защиты детей.

11

А если с 10-12летнего возраста у девушки в башке все уже зацементировано. «Что ты можешь сказать или даже совершить, для того чтобы не только изменить, но и хотя бы понять этот шифр?» – спрашивал добрый, но недалекий собеседник Полмера в купе вагона поезда отчасти дальнего следования. Чтобы сменить далекую ему тему разговора, Полмер сошел на ближайшей остановке. И глядя вдаль в сторону, противоположную окна купе вагона дальнего следования, подумал: «Штрихшталмейстер свинье не товарищ!» Но собеседник, видимо, не хотел откладывать в долгий ящик этой темы или приехал куда ехал, сошел с поезда и, почти не обращаясь к Полмеру, напирая на долгое «Ш», сказал: «От Шаляпина до Шалвовича, от Щедрина до Шаламова – каждый петушок знал свой шесток!» «Не петушок, а сверчок», – поправил Полмер и вернулся в поезд. «Смешок – смешком, а собеседник с душком. Душить таких собеседников и это не будет ошибкой», – сказал, не долго думая Полмеру новый собеседник.

За окном вагона шинели и шляпы провожающих сменились на шлагбаум и пашни. «666 способов пошутить не могут рассмешить человека без чувства юмора», – весело придумал второй сосед купе. «Вот так штука!» – подумала девочка лет 10-12. «Я все это нарисовала гуашью, а выглядит как шарж карандашом!» Но в чем разница между шомполами и шпицрутенами для рекрута, которого прогоняют вдоль шеренг в штрафных ротах. Имеет ли это какое-то значение, когда Государь Император Умер!

По дороге Полмер увидел объявление, что, мол, в ювелирном магазине, по указу президента продаются, для помощи и спасения пострадавших от наводнения самые крупные алмазы и золотые самородки Якутии. «Дело утопающих не только дело самих утопающих!» – тепло улыбнулся Полмер, заходя в магазин. У витрины не было никого, только ст. продавец А.Л. Мазин, да у двери нач. З.О. Лотов. Полмер выбрал самый крупный алмаз и, как ему показалось, более крупный золотой самородок, переложив веник под другую мышку, сказал: «Заверните это!» И из кармана брюк вынул деньги.

12

Процесс роста болезненнее рождения. Болезненнее и не имеет конца. Не имеет конца, как бесконечная вселенная внутреннего «Я». 300 тысяч Вселенных, а ну-ка подвинься – кто больше. Нет сил вашу мать, но, но и куда они подевались или закатились под кровать как шарик, который заиграл рыжий котенок. «Щенок!» – звонкая пощечина и горит правая ладонь и левая щека ударяющего и ударяемого. Но от плохого до хорошего, как от слезы до сирени.

А ученые мужи ошиблись, когда насчитали только 300 тысяч Вселенных! Ошиблись но почти поправились: 300 тысяч или более. А какое количество человеков – 6 млрд. и у каждого своя Вселенная. Но, но, а рыжий котенок это что вам не Вселенная! А его приятель бассет? А каждый слон, сова и другие насекомые? Кто считал? Может кто-то и считал. Да не досуг понять каждую. Смеялся, плакал и оттопыривал нижнюю губу Полмер, когда ему об этом попытался рассказать его далекий приятель бассет по кличке Батон. А рыжий котенок не смеялся, не плакал, не оттопыривал нижнюю губу, потому что он был занят, потому что процесс его роста, а не рождения заставлял его пытаться достать шарик, закатившийся под кровать.

13

Благодарность и плату постояльца – ___________________

______________________________________________

Malsato_ne_estas_frato._____________________________

__________________________________________

__________________________________________

Прошу не путать.

14

«Не смешно!» – вздохнула жена китобоя. Если ожог – сопли, укус комара – слюна, 7 сентября каждого года – дождь. Это Полмер вспомнил отца, когда он резал стекло алмазом в размер, стучал вдоль линии надреза с обратной стороны и изумрудные иголки прыгали от каждого уверенного удара стеклореза отца в луче света из не застекленного окна соседа, который не мог застеклить его сам. Приглашал отца. Или сложить новую печь, подшить валенки, кастрировать поросенка, поставить сруб. Автопортрет рисовал, не глядя в зеркало. Делал все – только аппендицит не вырезал сам себе и только потому, что у него не было аппендицита. Не было, и быть не могло. Родители не только от слова «родить», но и «род». 1452 г – дальше Полмер не знал. «Тамплиеры!» – 8-летнего они волновали его больше всего. «История инквизиции» – фолиант, который он сжег, разрывая по частям, предварительно прочитав.

Гравюры. Страшно. А стрела из самодельного лука, убившая домашнюю утку в камышах, смешна для жены китобоя. Но не для первой учительницы, сказавшей: «Кто начал с утки, закончит человеком!» «Если тебе семь лет», – подумал Полмер, возвращая билет кондукторше, выходя из трамвая.

15

Она часто беременела и рожала, чтобы оправдать свое постоянное желание есть. «Прожорливость» – догадался Полмер, глядя на хромого голубя, подходящего к нему с целью пожрать. Подходил, хромая кругами, из опаски. Один круг, хромая на одну лапку – другой на другую, видимо путая правую и левую стороны, но голубю не нужно было оправдывать свою прожорливость беременностью, и когда Полмер бросил все крошки, что были в карманах, голубь забыл опаску и хромоту обеих лапок. «Она внутренне вздрогнет, если это прочтет», – подумал Полмер. – Вздрогнет и оправдает для себя другим пока еще неведомым для меня доводом. А разве он важен – любой другой довод, повод и вывод?» Главное – выводок. «Выродок!» – подумает она о нем. Она – о Полмере, который будет уже далеко и забудет о хромом голубе. Он будет смотреть на прожорливых чаек. «Чаёк!» – будет предлагать чай, хромающий то на левую, то на правую ногу кок Полмеру на палубе судна, раскачивающегося от волны. «Новичок!» – подумает Полмер и возьмет кружку с чаем. – Новичок, разве может он понять, как можно сравнить инстинкт самосохранения с хромотой, а инстинкт размножения с прожорливостью?» Сравнить можно, забыть нельзя, если ты далеко на палубе судна, раскачиваемого волной, даже если перед тобой кок, который не сможет заслонить собой всех чаек и все море, а за тобой – она опять беременна и которая не сможет заслонить одного хромающего голубя.

16

«Не уснуть, не уснуть!» - сердце стучало о край стола. Ныли колени. Полмер не мог уснуть, вспоминая не только Тургенева «Туман пожирает пехоту, титан пожимает плечами…», – пришло ему в голову двустишие неизвестному никому автора, пришло и ушло, как пехота, «А смог бы я такое написать?», подумал Полмер. Ну а если бы смог – был бы никому не известен. Мысли, как Мымра и Леший, перегоняли друг друга, если можно их так назвать. Имею в виду мысли, а не веник соседа, висящего в коридоре, поодаль. «Трудно жить с гением!» - без всякой связи подумал Полмер, - «А значит, я являюсь музой!» - ответила красивая женщина не на вопрос, а на утверждения не Полмера, а гения.

Ну а Полмер поехал не за грибами, а брать пробы воды во вновь вырытом колодце и пробы воздуха не перед вдохом Музы, а после выдоха. А если крепко обхватить руками согнутые ноги и подбородок положить на правое колено, то сердце будет не только биться о левое, но и отдаваться в обоях локтях, не считая подбородка. А вода из слезной железы левого глаза будет капать на плотно сдвинутые пятки, и верхние веки будут давить на нижние, и наоборот. А плохо выбритый подбородок колоть правое голое колено. Спина будет затекать, в висках стучать, а… «Физиология!» – сплюнул Полмер. «Поэзия!» – поправила Муза и закурила.

17

Голодный жук. Электрические проблемы. Сытые боги. Обязательно новенький идол. Смелость капусты. Копрофагия огурцов. «Посмотрим, что ты скажешь, когда будешь смотреть, как растет редиска снизу».

Комар Талалихин, оса Гастелло, пчела камикадзе, шаги помидора, шрапнель срезает гороха-гусара, шампанское стрекоз, шашни картофеля, советы морковки и меда, гордость, такт и достоинство шиповника, медвежья болезнь малины, мечта чеснока, ознобы посуды, похотливость цветов, разлука, обида, измена – потливость лука. «Шалости детей, правонарушения подростков, преступления взрослых!» – думал молодой подающий надежды свекловод, разглядывая инструкцию и граффити на стенах лифта.

Желчь комара.

18

«Родители» – написал он, подумав, добавил: «Прощание».

Осень. Вечер. Дождь.

Между мной и Вами. Двое маленьких людей машут рукавами.

Двумя единицами времени позже.

«Самоубийство».

Невидаль. Вдоволь. Довольно.

«Разве ж это поэзия?!» – сказала, прочитав в одной старой книжке эти строки, библиотекарша Полмеру. «По-о-мру или по-о-ми-иру!» – кричала-пела жена мужу где-то на задворках Российской империи в старину. Теперь другое дело. «Только не поступай как все, потому что ты не такая как все», – шептал двумя единицами времени позже Полмер, глядя на последний вагон уходящего куда-то поезда.

Да, не поэзия, а оптико-биологические перевертыши-превращения. Превращения хромого голубя в прожорливых чаек, уходящего поезда в беременное пространство, хромого поезда в прожорливое пространство.

Осенний поезд. Вечерний поезд. Дождливое пространство.

Уходящий голубь в прожорливую память.

«Клоун-вымогатель, зануда-патриот», – вспомнил Полмер где-то услышанное, но перебило новое, где-то услышанное: «Я ношу ботинки 47 размера и многим наступаю на ноги». И новое-новое где-то услышанное перебило: «О попытке хоронить звон, который в знак протеста переходит на зимнее время, спрыгнул с колокольни головой вниз». Спрыгнул, но до земли не долетел – была уже другая единица времени. И новое-новое-новое где-то услышанное вновь перебило. О спорах саранчи с грибами, когда споры грибов, проникая в мозг саранчи, выжирают её изнутри.

Грустно. Родители. Библиотекарша. Невидаль. Вдоволь. Довольно.

Но довольно ли, если двое маленьких людей машут рукавами. Между мной и вами.

Последняя глава

«О, непостижимость и глубина русского юмора!» – подумал и расхохотался впервые за много лет неулыбчивый Полмер, расхохотался и вспомнил когда-то прочитанное или пережитое о любимом шуте Лисаветы Петровны, Аксакове, который придумал шутку, случайно поймав ежа во время прогулки Лисаветы Петровны в саду. Поймал и спрятал в свою шапку, и понес двумя руками перед собой, а, подойдя достаточно близко к Лисавете Петровне, неожиданно раскрыл шапку: «О-па!» Лисавета Петровна е.в. была испужана до полусмерти, а шут доставлен в Тайную канцелярию, допрошен с пристрастием, бит плетьми и вместе с целовальником Недопекиным сослан в Оренбург «безвыходно и навечно».

Зря зрю.

«Зрю зря», – пожал правым плечом Полмер. И завернул за угол.

_______________________________________________

Сергей Берсенев – окончил Авиационный институт. Публикуется впервые.