Мария МАРКОВА |
ПЕТЕРБУРГСКИЕ МОСТЫ
* * *
1
Снега щепотка и ветра порыв. Белый цветок из бумажного крепа. Вздрогнешь, окно в ноябре приоткрыв. Холод. Земля. Монохромное небо. Чисто и ясно, куда ни взгляни. Вот и остались с тобой мы одни.
2
Вот и остались с тобой мы одни. Не пророни «навсегда» ненароком, об одиночестве – не пророни. Это не выразить мерой и слогом. Скрыта в беззвучии боль и тоска, близость, которая слишком тонка.
3
Близость, которая слишком тонка, это – когда отдаляется кто-то, машет откуда-то издалека и пропадает за тем поворотом времени или пространства, куда многим уже не попасть никогда.
4
Многим уже не попасть никогда в прошлое. Разве что, в детство впадая. Воспоминания – это среда исчезновения смерти. В ней рая больше, чем ада из слов и стыда. Память и слёзы – живая вода.
5
Память и слёзы – живая вода. Словно берёшь в исчезающей речи то, что спасает нас в жизни всегда, то, от чего нам становится легче. С этого места, попробуй, сойди. Краеугольное сердце в груди.
6
Краеугольное сердце в груди – это разлуки конец и начало. Стоя на месте, проводишь в пути время, которого много и мало. Воспоминания – поводыри с пламенем жизни прошедшей внутри.
7
С пламенем жизни прошедшей внутри, прост и спокоен, как глиняный слепок, без сожалений назад посмотри, только одно и оставь напоследок: вздрогнуть, окно в ноябре приоткрыв. Снега щепотка и ветра порыв.
Зима
Там, где стоять не могу, и идти не могу – слово замрёт у губ, как подземный гул, словно предзимний лепет сырой воды, снежная корка неба, свинцовый дым.
Всё выгова-риваю, выко-выва – юркая кровь живая, горит трава, тянет небесной гарью и тонким льном, только не выго-вари-вай о больном.
Эти костры под нёбом у кромки дня, плавные, как амёбы, ростки огня, белые, как пшеница в зобу зимы. Чабер и медуница на дне сумы. Пепел и прах белесый на языке. Белые цапли леса бредут к реке, и по полоске узкой на берегу белые трясогузки к воде бегут, а надо мною лебеди-облака, пена, парное марево молока.
Птичья зима, перинка, возьми меня хрупкой своей былинкой в траву огня, чтобы и я росла в нём под языком, в пламени этом плавном сухим цветком.
Февраль
Бесприданник, опять обещали короба тебе с горкой, опять незатейливо пели пищали, и журавлик летел – не поймать. Целовала тебя, обжигая, на базаре торговка судьбой, принимала вином и снегами, отдавала водой голубой.
Вот и вышел ты весь на обноски, на заплатки и ропот иглы, на сосновые свежие доски со следами застывшей смолы. Мельтешила крылатая стая, подо льдом выгибалась река, чтобы ты поскорее растаял, а потом – облака, облака…
* * *
Не тебя ли, зима, я увидела сквозь ткани нежно-зелёную плоть и заплакать хотела, но ни страха, ни слёз? Не тебя ли я, падая и испугавшись, задела?
Разве есть на вопрос полувнятный замёрзший ответ, губ обветренных шевеленье, привет, кем-то схваченный и исковерканный в грубой толпе?
Разве есть блеск внимательных глаз о тебе?
Разве есть эта тонкая девочка в сером мешке некрасивой одежды – красивая так, что дышать я не могу и сжимаю ледок синеватый в руке и по воздуху шатко отправляюсь куда-то, уже и не помню – зачем, только твой силуэт без подробностей, ветки касанье – птица снега сидит у меня на плече, и о страсти теперь её сердце запнётся – слезами.
Не твоё ли я видела в скользком витрины стекле отражение и, задержавшись, следила, как ты крылья свои открываешь, но близко к земле, как других лихорадило, но, не убив, обходило, а меня, а меня?.. Не с тобой ли, обнявшись, плыла, не умея ещё обнимать дорогое до боли, отдавая остатки бессмертия или тепла, не с тобой ли? * * *
…значит, ангина, горло в сухом снегу. Взбили подушку, голову окунули. Лечь и увидеть в дёгте весны слугу – дерево машет. Платье висит на стуле. Лечь и увидеть лунки своих ногтей, мелкие звезды, наволочку с рисунком – пухлое прошлое, крики чужих детей где-то на улице – замерло море, юнга.
Эта морская фигура – зелёный ток. Щепку прижало львиною лапой штиля. Ляг, и увидишь, кроток и недалёк. Как там тебя дразнили?..
Как там тебя дразнили в забытый март? Мир угловат, и ты – угловатый пленник быстрых ручьёв и контурных чистых карт, оцепенелости детской и жаркой лени. «Не отпускайте!» – слышалось вслед, когда молча сбегал по лестнице. Было тесно полному сердцу. Шла по пятам вода. Доски бросали в кашицу у подъезда.
Доски качались – жизнь моя (здесь ли ты?), не отводи глаза, предлагая руку прямо над бездной смерти и пустоты. Жизнь моя, свет ли вижу твой, близоруко щурясь на солнце. Дерево машет – эй! – мимо плывёт беззвучно, и под руками – тонкое платье – вышивка без затей – море и море с круглыми гребешками.
_______________________________________________
Мария Маркова – поэт, член Союза российских писателей, лауреат премии Президента Российской Федерации для молодых деятелей культуры (2010) и ряда литературных премий. Живет в Вологде.
|