ЗДЕСЬ ЖИЛ ПОЭТ

Заметка

Непрошенные гости

Сошлись ко мне на чай,

Тут хочешь иль не хочешь,

С улыбкою встречай.

Михаил Кузмин

На доме № 17–19 по улице Рылеева (б. Спасская) нет мемориальной доски. Но всякому знатоку Петербурга известно, что здесь прошли последние годы жизни замечательного поэта, композитора, переводчика и критика Михаила Алексеевича Кузмина (1875-1936).

Михаил Кузмин – один из «самых петербургских» поэтов Серебряного века. Однако родился он в Ярославле, а на берега Невы переехал вместе с родителями только на двенадцатом году жизни. 30 октября 1884 года Михаил Кузмин поступил в Восьмую гимназию, что находилась на 8-й линии Васильевского острова — это первый известный на сегодняшний день петербургский адрес поэта.

Собственной квартиры у Кузмина никогда не было. Сначала он жил с матерью на Васильевском. Затем, после ее смерти, переехал к старшей сестре, которая одновременно приходилась ему крестной. Когда к Кузмину пришла известность, его поселила у себя художница Елизавета Званцева. Позднее Вячеслав Иванов на несколько лет приютил поэта. Художник Сергей Судейкин и беллетристка Евдокия Нагродская также предоставляли Кузмину комнаты.

В квартиру на пятом этаже дома 17–19 по Спасской улице он переехал вместе со своим другом художником Юрием Юркуном в 1918 году. Знакомые Кузмина отмечали, что в послереволюционные годы поэт быстро постарел. Трудно было представить, что перед тобой — знаменитый петербургский денди. Кузмин не покинул Россию, оставшись в холодном и голодном Петрограде. Эта квартира стала его убежищем на долгие годы, когда «уж вспухнувшие пальцы треснули, и развалились башмаки».

А потом новые власти стали «уплотнять» квартиру, отбирая у Кузмина и Юркуна комнату за комнатой. К 1930-м годам она превратилась в захламленную, шумную коммуналку. Заселили даже бывший чулан с единственным окном, выходящим на черную лестницу. Иногда в прихожую к телефону медлительно выходила грузная пожилая Фейга Ицковна Черномордик и громко кричала в трубку: «Говорит старуха Черномордик!» В другой комнате жила большая многодетная семья Шпитальников. Однажды Кузмин услышал за запертой дверью смежной комнаты тихое пение. Соседские дети встали в круг и, взявшись за руки, пели: «Мы Шпитальники, мы Шпитальники!» Кузмин с иронией говорил знакомым, что принимает это за акт самоутверждения перед лицом действительности. В бывшей комнате Юркуна (единственной, имевшей выход на балкон) поселился портной Бенциан Эльевич Пипкин, который просил соседей, чтобы те называли его Юрием Михайловичем. Он был настолько рад, если эта просьба исполнялась, что в знак благодарности начинал называть Юрия Ивановича Юркуна тоже Юрием Михайловичем. К студентке Института речевой культуры Елене Версаладзе, жившей в той же квартире, часто приезжали многочисленные родственники. Кузмин настаивал, что их настоящая фамилия — Веселидзе. Еще в квартире жил местный дворник Петр Иванович Талисайнен с женой Анной Яковлевной и сыном Володей. Последней комнатой, отобранной у Кузмина в 1931 году, стало небольшое помещение, примыкавшее к кухне, — там поселился токарь завода «Большевик» Василий Сергеевич Васильев.

Кузмину и Юркуну оставили две комнаты окнами во двор. В маленькой комнатке жила мать Юркуна Вероника Карловна, которая вела домашнее хозяйство. Кузмин и Юркун обитали в большой комнате. Она была проходной, и время от времени соседи проходили мимо хозяев и гостей на кухню.

Произведения Кузмина публиковались все реже, и поэт был вынужден зарабатывать переводами для театра. Могло сложиться впечатление, что об одном из ярчайших поэтов Серебряного века просто-напросто забыли. Но это впечатление было обманчиво. О Кузмине помнили не только старые почитатели его творчества — к нему тянулась молодежь. В проходной комнате за круглым столом собирались молодые поэты, переводчики, художники, искусствоведы. Трудно перечислить всех, кто бывал здесь: это Бенедикт Лившиц, Даниил Хармс, Иван Лихачев, Константин Вагинов, Лев Раков, Всеволод Петров, Рюрик Ивнев, Анна и Сергей Радловы и многие другие.

Каждый день от пяти до семи часов вечера гости поднимались на пятый этаж и трижды нажимали кнопку звонка коммунальной квартиры. Хозяин квартиры — маленький старичок с огромными глазами — открывал дверь. Поэт приглашал гостей в комнату. Там на большом круглом столе уже стоял большой самовар. Михаил Алексеевич сам разливал чай. Угощение гости старались приносить с собой. За этим столом слушали новые стихи, обсуждали последние события в жизни искусства, спорили. Иногда Кузмин подходил к белому фортепиано и играл, тихо напевая свои знаменитые песенки.

Управдом А. А. Яковлев с большим уважением относился к Кузмину и не препятствовал проведению частых собраний в квартире поэта. Он утверждал, что когда-нибудь на доме повесят мемориальную доску с надписью: «Здесь жили Кузмин и Юркун, и управдом их не притеснял».

В начале 1930-х врачи поставили Кузмину диагноз – стенокардия. Все реже поэт выходил на улицу. Лифт в доме не работал, и подниматься по лестнице на последний этаж становилось все тяжелее. Свою квартиру он с грустью стал называть «колокольней». Кузмин подолгу смотрел в окно на соседние дома, на небо. «Мы живем высоко, потому в городе я вижу столько неба, как никогда загородом», — записал он в дневнике. В конце зимы 1936 года Кузмина госпитализировали. В свою квартиру он больше не вернулся…

В 1938 году арестовали Юркуна. Спустя полвека соседка Нина Александровна Казакова рассказывала о тех днях: «В квартире была устроена засада. Художник долго не появлялся дома, и сотрудники НКВД по одному тихо выходили обедать. Во время ареста у него изъяли много порнографии». Судя по описаниям, в основном это были рисунки Юркуна — вроде тех, что ныне хранятся в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме.

Через несколько месяцев Юркун был расстрелян. Хранившиеся в квартире бесценные документы и рукописи конфискованы, и их дальнейшая судьба до сих пор неизвестна. В комнату Кузмина въехали новые жильцы. Многие из тех, кто был по-соседски знаком с Кузминым, умерли в блокадном Ленинграде: в апреле 1942 года скончался профессор Антон Кириллович Яновский, к которому поэт заходил в гости, спускаясь вниз по лестнице. В том же году от голода погиб семнадцатилетний Володя Талисайнен, спасший несколько страничек рукописей Кузмина. Тогда же умерла и старуха Черномордик.

Недавно на берегах Невы была создана инициативная группа, в которую вошли литературоведы, историки, искусствоведы Петербурга и Москвы. Они предложили создать музей Кузмина на улице Рылеева. Сохранившиеся фотографии позволят воссоздать интерьеры квартиры. Экспозиция может быть дополнена личными вещами поэта, хранящимися в Фонтанном Доме. Сейчас бывшая квартира Кузмина по-прежнему остается коммунальной. И ничто не напоминает о том, что здесь жил Поэт.

___________________________________________________

Евгений Евдокимов – историк литературы, научный сотрудник Государственного музея истории Санкт-Петербурга, биограф М.А. Кузмина, инициатор создания музея поэта.