* * *

Очнешься ночью, чувствуя как член

пропавшей экспедиции, и мерзнешь.

Луна внизу покачивает челн.

Утопленник на палубе и звезды

играются в гляделки. Баргузин

пошевелит и вынесет к причалу.

И снова просыпаешься: один,

свет вынули, и воздух откачали.

В окне февраль. От лысины холма

затылок отвалился с редкой рощей.

Бежит ручей с заснеженного лба,

а ты, прихвачен сумраком, построчно

фиксируешь прорывы февраля

в твои тылы, где вдруг посередь спальни

застукан одиночеством. В тебя

глядит окно. И ночь универсальна.

Катается горошиной во рту

немое ожидание как будто

под сенью девушек, под сакурой в цвету

очнулась бабочка - и умирает Будда…

И – полубог отлученный – молчишь,

сжимаясь в точку, в косточку от вишни,

один в постели, в комнате, в ночи,

еще не спишь и ей уже не снишься.